Порох непромокаемый (сборник). Александр Етоев

скучающий взгляд сунулся в милицейский щит, где висели объявления о розыске, сердце у него помутилось и душа наполнилась шумом.

      Там, на сером щите, под угрюмой строкой «РАЗЫСКИВАЮТСЯ», увидел он то лицо. Нос, глаза, две ноздри, кепочка из козлины. Тот нос. Те глаза. Все то. И кепочка тоже та.

      13

      Я ему рассказал все: и про вчерашний уличный маскарад, и про сегодняшнее дворовое приключение.

      Он подумал и говорит:

      – Ты такое слово – «шпиономания» – знаешь?

      – Нет, – отвечаю я.

      Он опять подумал и спрашивает:

      – Ты что в последнее время читал?

      Тут я мог чем похвастаться.

      – «Зубы дракона», – говорю, – «Когти тигра», «Щупальца спрута», «Бацилла № 15», «Синий тарантул»…

      – Хватит, дальше не надо. Смотри, утки летят.

      За окнами над школьным двором по облачной белой дороге летели утки.

      Короткая утиная стая. Они пропали за крышами, но мы еще смотрели туда, где только что был их след.

      Я хлопнул кулаком по лбу.

      – Да, забыл – еще «Пленники подземного тайника».

      Женька поерзал за партой и внимательно на меня посмотрел. Сидел он у окна слева, парта наша была последней, спереди нас прикрывали

      Жуков и Карамазов, один был длинный, другой коротенький, как бочонок, и оба сидели молча, должно быть, спали.

      – Раз «Щупальца спрута» – значит, дело серьезное, – сказал Женька. – Жаль, что все это теперь без меня. Сегодня я уезжаю.

      Куда, я уже не спрашивал, слишком египетскими стали его глаза, чтобы не понимать – куда.

      – Женька, а может, завтра? Завтра я бы тоже с тобой.

      – Ты теперь не со мной, ты теперь со своими тарантулами.

      Я понял, он мне просто завидует, и мне его стало жалко.

      – Хорошо, сегодня, но, давай, вечером. – Я страшно не любил темноту и знал, что он это знает. Поэтому и предложил вечер. – Когда у нас последний трамвай?

      Женька посмотрел на меня, Египта в его глазах уже не было, были хитрые паучки вопросов, насаженные на крючок удивления.

      – А этот твой Лодыгин, он не артист? В цирке он не работает?

      – В цирке? Кажется, нет. А ты почему спрашиваешь?

      – Понимаешь, однажды на остановке я видел человека с хвостом.

      – Как? С ХВОСТОМ?

      – Погоди, сначала дослушай. Стою я, значит, на остановке, и он стоит. Я сначала не понял, что он с хвостом, потом вижу, люди вокруг шушукаются и на него поглядывают. Я тоже на него посмотрел и вижу – у дядьки за спиной хвост. Метет он им по асфальту – билетики, пыль, окурки всякие в кучку у фонаря сметает. А потом вдруг как заволнуется, покраснел – понял, что люди на него смотрят, и говорит. Товарищи, говорит, извините, забыл хвост отстегнуть. С работы, говорит, еду, работа такая у меня, говорит. Отстегивает он свой хвост, а тот у него желтый, как веник, и к себе в портфель прячет. В общем, он был артист. Может, и эти тоже?

      – Насчет второго не знаю, а что Лодыгин не артист, это точно.

      – Ну, может, он в художественной самодеятельности, ты ж не знаешь. Стой, я придумал. Надо пойти к нему и