Посланники тьмы. Антон Грановский

ухмыльнулся.

      – Смотри не опоздай. Новая княжья мучительница Ядвига будет рада поджарить тебе хвост. Видел бы ты, как эта баба управляется с дыбой – любо-дорого посмотреть!

      – Не слишком-то веселись, – посоветовал Глеб глухим, рокочущим голосом, от которого по коже Замяты прошел мороз. – И завязывай с выпивкой.

      – Чего это? – удивленно отозвался дознаватель.

      – Во хмелю ты слишком болтлив. А это опасно. Бывай!

      Глеб повернулся и вышел из комнаты.

      7

      Солнце закатилось за горизонт, отдавая город ранним сумеркам. А на пристани все еще кипела работа.

      – Эй, дядька Елдын! – задорно прокричал молодой голос. – Дашь свою Елдыниху за титьку подержать?

      – Я бы дал, да куда тебе! – ответил пожилой. – Мал, как сверчок!

      – Уж ты большой. Пудовик!

      Мужики захохотали, но кто-то грубо прикрикнул на них, и хохот смолк.

      Глеб вынул изо рта окурок бутовой сигареты и щелчком пальца запустил его в черную воду реки.

      – Эй, друг! – окликнули его сзади. – Ты чего тут позабыл?

      Глеб обернулся и увидел огромного мужика, шагающего к нему по черному, подтаявшему снежку.

      – Мне бы повидать приказчика Перипяту, – сказал Глеб. – Он здесь?

      – Перипяту? – Мужик остановился и спокойно и неторопливо оглядел Глеба с ног до головы: – А на кой тебе наш Перипята?

      Глеб дружелюбно улыбнулся:

      – Хочу испросить работу.

      – Для кого?

      – Для себя.

      Верзила осклабился и покачал головой.

      – Не похож ты на грузчика, паря. Ты ведь охотник-промысловик?

      – А ты как догадался?

      – Вашего брата сразу видать. Даже когда оружия не носите. Вы на человека смотрите, будто из лука целитесь или обдумываете, как бы его к капкану и ловушке вернее подогнать.

      Глеб засмеялся:

      – Раскусил ты меня, брат! Только нынче и у промысловиков нелегкое житье. Хоть зубы на полку клади.

      – Да уж, – усмехнулся грузчик. – От хорошего житья жилы надрывать не станешь. Тем паче – на пристани. Нет тяжелей работы, чем здесь.

      – Но платят-то хоть хорошо?

      – Хорошо, – согласился детина. – Но мало.

      Глеб усмехнулся, покивал. Затем сказал:

      – Знаешь, у меня тут дружок работал. Может, слышал – Дивляном звался.

      – Дивляном? – Детина прищурил раскосые глаза. – Знал я одного Дивляна. Но уж лучше бы не знал.

      – Отчего же так?

      Верзила открыл рот, чтобы ответить, но тут из-за коробов вышел горбатый мужик в затасканном шушуне и с длинными, словно у паука, ручищами.

      – Квасура, сучий сын! – гаркнул он. – А ты какого лешего тут лясы точишь? А ну, топай к сходням!

      – Охолони, Перипята, – басовито парировал детина. – Тут вон про тебя спрашивают.

      Горбун повернул массивную голову и воззрился на Глеба.

      – Это ты, что ли, про меня спрашиваешь? – грубо спросил он.

      – Я, – ответил Глеб.

      – И зачем я тебе понадобился?

      – Разговор есть.

      Горбун прищурился:

      – Какой еще разговор?

      – Интимный.