Самое обыкновенное убийство. Где тебя настигнет смерть? (сборник). Фредрик Браун

насквозь пробирали. Я бы миллиона баксов не пожалел, чтобы так научиться, будь у меня миллион.

      В конце, когда они все в пляс пустились, Гарди стала притопывать. Ей хотелось еще и потанцевать где-нибудь, но я сказал «нет». Хватит и того, что в кино сходили в день похорон.

      Когда мы пришли домой, мамы не было. Я полистал журнал и лег спать.

      Среди ночи меня разбудили голоса – мамин, пьяный, и мужской, как будто знакомый. Мне стало любопытно; я встал и приблизился к двери, но мужчина уже ушел. Слов я не слышал, одни голоса. Они не скандалили, разговаривали спокойно.

      Мама протопала к себе в спальню. Приняла она, судя по всему, хорошо, но все же меньше, чем утром. Решив, что насчет окна можно не беспокоиться, я снова лег и стал думать, чей же это был голос.

      Бассета, вот чей. Рыжего копа.

      Может, он думает, что это она, и подпоил ее, чтобы созналась? Мне это не нравилось, а другая возможная причина, то есть что Бассет просто ее обхаживает, нравилась еще меньше. У него жена есть, больная. А если он дело путает с удовольствием, то это вообще подло. Надо же, как я в нем ошибался! Симпатизировал ему даже после того, как он принял взятку от дяди Эмброуза.

      Я долго не мог заснуть и утром проснулся со скверным вкусом во рту. На улице по-прежнему парило. Я что, каждый раз теперь в семь часов подниматься буду, даже без будильника? Пока я одевался, мне пришло в голову, что насчет Бассета я могу ошибаться. Просто он увидел пьяную маму на Кларк-стрит и проводил домой, чтобы с ней ничего не случилось.

      Пока я пил кофе, в кухню явилась Гарди.

      – Привет, Эдди. Не спится что-то, чего так валяться.

      – Угу.

      – Кофе еще остался?

      – Ага.

      Она пошла одеться и уселась напротив меня. Я налил Гарди кофе, она взяла рогалик из хлебницы.

      – Эдди…

      – Да?

      – Во сколько мама явилась домой?

      – Не знаю.

      – Ты слышал вообще, как она пришла?

      – Да слышал, слышал. Не знаю только, когда. Не посмотрел на часы.

      – Но поздно? Ночью уже?

      – Вероятно. Я уже спал. Она-то теперь, небось, проспит до полудня.

      Гарди надкусила рогалик, измазав его губной помадой. Зачем она губы красит еще до завтрака?

      – Знаешь, Эдди, что я думаю?

      – Что?

      – Мама слишком много пьет. Если будет продолжать в том же духе, то…

      Я ждал продолжения, не совсем понимая, что мы с этим можем поделать.

      – Недавно я нашла у нее в комоде виски и забрала, а она даже не хватилась. Забыла, наверное.

      – Ну так вылей его, – сказал я.

      – Мама еще купит. Бутылка стоит доллар и сорок пять центов.

      – Ну купит, и что?

      – Я хочу выпить эту бутылку.

      – Ты что, сдурела? Тебе четырнадцать лет!

      – В следующем месяце будет пятнадцать, Эдди. И я уже пробовала спиртное. Не напивалась, конечно, но… что, не дошло еще?

      – Дошло, что ты чокнутая.

      – Папа тоже сильно пил.

      – Не вмешивай сюда папу. С какого перепугу тебе-то вздумалось пить? Хочешь