Век мой, зверь мой (сборник). Осип Мандельштам

Александр Сердцевич,

      Чего там! Всё равно!

      Пускай там итальяночка,

      Покуда снег хрустит,

      На узеньких на саночках

      За Шубертом летит —

      Нам с музыкой-голу́бою

      Не страшно умереть,

      Там хоть вороньей шубою

      На вешалке висеть…

      Всё, Александр Герцович,

      Заверчено давно,

      Брось, Александр Скерцович,

      Чего там! Всё равно!

* * *

      За гремучую доблесть грядущих веков,

      За высокое племя людей —

      Я лишился и чаши на пире отцов,

      И веселья, и чести своей.

      Мне на плечи кидается век-волкодав,

      Но не волк я по крови своей —

      Запихай меня лучше, как шапку в рукав

      Жаркой шубы сибирских степей…

      Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,

      Ни кровавых костей в колесе;

      Чтоб сияли всю ночь голубые песцы

      Мне в своей первобытной красе, —

      Уведи меня в ночь, где течет Енисей

      И сосна до звезды достает,

      Потому что не волк я по крови своей

      И меня только равный убьет.

* * *

      Ночь на дворе. Барская лжа:

      После меня хоть потоп.

      Что же потом? Хрип горожан

      И толкотня в гардероб.

      Бал-маскарад. Век-волкодав.

      Так затверди ж назубок:

      Шапку в рукав, шапкой в рукав —

      И да хранит тебя Бог!

* * *

      Нет, не спрятаться мне от великой муры

      За извозчичью спину Москвы.

      Я – трамвайная вишенка страшной поры

      И не знаю, зачем я живу.

      Мы с тобою поедем на «А» и на «Б»

      Посмотреть, кто скорее умрет,

      А она то сжимается, как воробей,

      То растет, как воздушный пирог.

      И едва успевает, грозит из угла —

      «Ты как хочешь, а я не рискну!» —

      У кого под перчаткой не хватит тепла,

      Чтоб объехать всю курву-Москву.

      Неправда

      Я с дымящей лучиной вхожу

      К шестипалой неправде в избу:

      – Дай-ка я на тебя погляжу —

      Ведь лежать мне в сосновом гробу.

      А она мне соленых грибков

      Вынимает в горшке из-под нар,

      А она из ребячьих пупков

      Подает мне горячий отвар.

      – Захочу, – говорит, – дам еще…

      Ну а я не дышу, сам не рад…

      Шасть к порогу – куда там… В плечо

      Уцепилась и тащит назад.

      Вошь да глушь у нее, тишь да мша,

      Полуспаленка, полутюрьма.

      – Ничего, хороша, хороша…

      Я и сам ведь такой же, кума.

* * *

      Я пью за военные астры, за всё, чем корили меня,

      За барскую шубу, за астму, за желчь петербургского дня,

      За музыку сосен савойских,

      Полей Елисейских бензин,

      За розу в кабине рольс-ройса и масло парижских картин.

      Я пью за бискайские волны, за сливок альпийских кувшин,

      За рыжую спесь англичанок и дальних колоний хинин.

      Я пью, но еще не придумал – из двух выбираю