Далёкая Радуга. Аркадий и Борис Стругацкие

никто не может возразить ему. Ламондуа как-то сказал, что рядом с Камиллом он чувствует себя глупым внуком умного деда. Вообще впечатление такое, будто все физики на планете от Этьена Ламондуа до Роберта Склярова пребывают на одном уровне…

      Роберт почувствовал, что еще немного, и он сварится в собственном поту. Он поднялся и направился под душ. Он стоял под ледяными струями, пока кожа от холода не покрылась пупырышками и не пропало желание забраться в холодильник и заснуть.

      Когда он вернулся в лабораторию, Камилл разговаривал с Патриком. Патрик морщил лоб, растерянно шевелил губами и смотрел на Камилла жалобно и заискивающе. Камилл скучно и терпеливо говорил:

      – Постарайтесь учесть все три фактора. Все три фактора сразу. Здесь не нужна никакая теория, только немного пространственного воображения. Нуль-фактор в подпространстве и обеих временны́х координатах. Не можете?

      Патрик медленно помотал головой. Он был жалок. Камилл подождал минуту, затем пожал плечами и выключил видеофон. Роберт, растираясь грубым полотенцем, сказал решительно:

      – Зачем же так, Камилл? Это же грубо. Это оскорбляет.

      Камилл снова пожал плечами. Это получалось у него так, будто голова его, придавленная каской, ныряла куда-то в грудь и снова выскакивала наружу.

      – Оскорбляет? – сказал он.– А почему бы и нет?

      Ответить на это было просто нечего. Роберт инстинктивно чувствовал, что спорить с Камиллом на моральные темы бесполезно. Камилл просто не поймет, о чем идет речь.

      Он повесил полотенце и стал готовить завтрак. Они молча поели. Камилл удовольствовался кусочком хлеба с джемом и стаканом молока. Камилл всегда очень мало ел. Потом он сказал:

      – Роби, вы не знаете, они отправили «Стрелу»?

      – Позавчера,– сказал Роберт.

      – Позавчера… Это плохо.

      – А зачем вам «Стрела», Камилл?

      Камилл сказал равнодушно:

      – Мне «Стрела» не нужна.

      ГЛАВА 2

      На окраине Столицы Горбовский попросил остановиться. Он вылез из машины и сказал:

      – Очень хочется прогуляться.

      – Пойдемте,– сказал Марк Валькенштейн и тоже вылез.

      На прямом блестящем шоссе было пусто, вокруг желтела и зеленела степь, а впереди сквозь сочную зелень земной растительности проглядывали разноцветными пятнами стены городских зданий.

      – Слишком жарко,– возразил Перси Диксон.– Нагрузка на сердце.

      Горбовский сорвал у обочины и поднес к лицу цветочек.

      – Люблю, когда жарко,– сказал он.– Пойдемте с нами, Перси. Вы совсем обрюзгли.

      Перси захлопнул дверцу.

      – Как хотите. Если говорить честно, я ужасно устал от вас обоих за последние двадцать лет. Я старый человек, и мне хочется немножко отдохнуть от ваших парадоксов. И будьте любезны, не подходите ко мне на пляже.

      – Перси,– сказал Горбовский,– поезжайте лучше в Детское. Я, правда, не знаю, где это, но там детишки, наивный смех, простота