Моя система воспитания. Педагогическая поэма. Антон Макаренко

здесь нашу колонию? – задумался я вслух.

      – Где «здесь»?

      – Да вот в этих домах.

      – Так как же? Тут же нельзя жить…

      – Отремонтируем.

      Задоров залился смехом и пошел штопором по двору.

      – У нас вон еще три дома не отремонтированы. Всю зиму не могли собраться.

      – Ну, хорошо, а если бы все-таки отремонтировать?

      – О, тут была бы колония! Речка ж и сад, и мельница.

      Мы лазили среди развалин и мечтали: здесь спальни, здесь столовая, тут клуб шикарный, это классы.

      Возвратились домой уставшие и энергичные. В спальне шумно обсуждали детали будущей колонии. Перед тем как расходиться, Екатерина Григорьевна сказала:

      – А знаете что, хлопцы, нехорошо это – заниматься такими несбыточными мечтами. Это не по-большевистски.

      В спальне неловко притихли.

      Я с остервенением глянул в лицо Екатерины Григорьевны, стукнул кулаком по столу и сказал:

      – А я вам говорю: через месяц это имение будет наше! По-большевистски это будет?

      Хлопцы взорвались хохотом и закричали «ура». Смеялся и я, смеялась и Екатерина Григорьевна.

      Целую ночь я просидел над докладом в губисполком.

      Через неделю меня вызвал завгубнаробразом.

      – Хорошо придумали, – поедем, посмотрим.

      Еще через неделю наш проект рассматривался в губисполкоме. Оказывалось, что судьба имения давно беспокоила власть. А я имел случай рассказать о бедности, бесперспективности, заброшенности колонии, в которой уже родился живой коллектив.

      Предгубисполкома сказал:

      – Там нужен хозяин, а здесь хозяева ходят без дела. Пускай берут.

      И вот я держу в руках ордер на имение, бывшее Трепке, а к нему шестьдесят десятин пахотной земли и утвержденная смета на восстановление. Я стою среди спальни, я еще с трудом верю, что это не сон, а вокруг меня взволнованная толпа колонистов, вихрь восторгов и протянутых рук.

      – Дайте ж и нам посмотреть!

      Входит Екатерина Григорьевна. К ней бросаются с пенящимся задором, и Шелапутин пронзительно звенит:

      – Это по-большевицкому или по-какому? Вот теперь скажите.

      – Что такое, что случилось?

      – Это по-большевицкому? Смотрите, смотрите!..

      Больше всех радовался Калина Иванович:

      – Ты молодец, ибо, як там сказано у попов: просите – и обрящете, толцыте и отверзется, и дастся вам[69]…

      – По шее, – сказал Задоров.

      – Как же так – «по шее»? – обернулся к нему Калина Иванович. – Вот же ордер.

      – Это вы «толцыте» за баком, и вам дали по шее. А здесь дело, нужное для государства, а не то что мы выпросили.

      – Ты еще молод разбираться в Писании, – пошутил Калина Иванович, так как сердиться в эту минуту он не мог.

      В первый же воскресный день он со мной и толпой колонистов отправился для осмотра нового нашего владения. Трубка его победоносно дымила в физиономию каждого кирпича трепкинских остатков. Он важно прошелся мимо бака.

      – Когда же бак перевозить,

69

Цитата из Библии (Матфей, 7, 7; Лука, 11, 9).