Гламорама. Брет Истон Эллис

суши и корзиночки с мороженым от Kenny Scharf, но Андре все это нельзя, потому что жизнь его сводится к питьевой воде, грилеванной рыбе и всем видам спорта, на которые у него только хватает сил, так что он выглядит весьма молодо, при этом как-то по-оранжевому изможденно, но это ему дико идет.

      – Я хочу, чтобы люди улыбались чуть-чуть почаще, – говорит Андре, – к тому же меня очень беспокоит планетарный экологический кризис.

      – Это дико круто, – говорю я, глядя на тонкие пластинки светло-голубого льда, которые покрывают всю стену, а также отдельные участки бара и зеркало за баром; мимо проходит кто-то, одетый в парку.

      – А еще мне хочется открыть ресторан в форме гигантского скарабея.

      Мы оба стоим и глядим на яйцо, а затем я покидаю Андре, бросая ему через плечо:

      – Что-то в моем кофе слишком много пенки, парень.

      Гримеры закончили, оставив Хлою в одиночестве, так что я подхожу туда, где она стоит и рассматривает всех нас в гигантском переносном зеркале, которое установлено посреди стола. Повсюду вокруг нее разбросаны журналы, некоторые – с лицом Хлои на обложке.

      – С чего это вдруг очки? – спрашивает она.

      – Риф утверждает, что в этом сезоне модно выглядеть как интеллектуал.

      В зале так холодно, что наше дыхание замерзает на лету, превращаясь в клубы пара.

      – Если кто-нибудь скажет тебе, что нужно съедать в день пластилина столько же, сколько весишь, ты тоже послушаешься? – спрашивает она спокойно.

      – Я верчусь на месте, я прыгаю, зайка.

      – Виктор, я очень рада, раз ты так хорошо разбираешься, что в этой жизни важно, а что – нет.

      – Спасибо, детка.

      Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в шею, но она уклоняется и шепчет что-то насчет свежего грима, который я могу размазать, поэтому губы мои утыкаются в ее макушку.

      – Чем пахнет? – спрашиваю я.

      – Я протирала волосы водкой, чтобы осветлить их, – говорит она печально. – Бонго унюхал на показе Донны Каран и начал декламировать вслух мантру блаженства.

      – Не напрягайся, зайка! Помни, что от тебя не требуется почти ничего, знай себе повторяй «cheese» двести раз в день. Вот и все!

      – Когда тебя фотографируют шесть часов кряду, это превращается в сущую пытку.

      – А что это за чувак там, в углу, солнышко? – и я показываю на лежащего на татами парня.

      – Это Ла Тош. Он всюду за мной ходит. Мы знакомы уже несколько недель. Мы встретились за китайскими блинчиками в Kin Khao.

      – Très jolie[82], – говорю я, пожимая плечами.

      – Якобы он один из самых влиятельных психопатов в Риме, – вздыхает она. – У тебя закурить не найдется?

      – Вот те на, а что случилось с никотиновым пластырем, который ты сегодня собиралась наклеить? – озабоченно спрашиваю я.

      – У меня от него на подиуме голова кружилась. – Она берет меня за руку и смотрит прямо в глаза. – Мне так не хватало тебя сегодня. Когда я сильно устаю, мне всегда тебя очень не хватает.

      Я

82

Очень мило (фр.).