Кудеяр. Николай Костомаров

спросил Вишневецкий.

      – Мой, милостивец, мой, да не моего мужа… Я не хотела; меня били, мучили, я не поддавалась; меня продали в другие руки – и там тоже… насильно, Бог свидетель, насильно… Я была невольница, на работе, в кандалах.

      – Верю, – сказал Вишневецкий, – однако я тебе скажу: Кудеяр твой крут; я его знаю, тебя он простит, да и как не простить? Ты невинна; коли б винна была, не убежала бы из Крыма; но ребенка чужого, да еще бусурмайского, навряд он примет за родного сына. Зачем ты взяла его с собою? Оставила бы его там.

      – Мне его отдал хозяин. «Ступай, говорит, с ним, нам не нужно его!»… У него своих жен шесть, и от каждой жены ребята… Сам знаешь, милостивый князь, я мать; оно хоть и бусурманское, а все ж мое: родила, муки принимала, кормила, ночи не спала.

      – Не знаю, – сказал Вишневецкий, – Кудеяр не возьмет его. Неладно.

      Вишневецкий, отошедши, рассказал Адашеву и Курбскому о случившемся. Узнал и Сильвестр. Протопоп подошел к Вишневецкому, с которым заговорил в первый раз, и сказал:

      – Неисповедимы пути Божии, чудны дела его. Вижу перст Божий! Князь Димитрий Иванович и вы, бояре, не говорите мужу этой женщины о ней, пока я не скажу царю; отдайте ее на попечение мне.

      – Возьми, честнейший отче, твори, как Бог тебе на сердце положит, – сказал Вишневецкий.

      – Твое дитя не крещено? – спросил Сильвестр женщину.

      – Нет, отче, бусурманское.

      – Я крещу его. Оно будет наше. Я буду увещевать твоего мужа, а не захочет взять ребенка, не бойся; я возьму его на свое воспитание; вырастет – человек из него будет!

      В это время женщина, случайно повернувши голову, вперила глаза вдаль и, не слушая более слов Сильвестра, с криком бросилась бежать. Сильвестр, бояре, Вишневецкий обратили за нею свои взоры и увидели Кудеяра.

      Узнавши, что его князь поехал на Крымский двор давать милость полоненникам, Кудеяр вздумал отправиться туда же, чтоб положить и свою долю в добром деле. Жена увидела его, узнала, забыла все, бросилась к нему.

      – Юрко! Мой Юрко! – кричала она.

      – Настя! – вскрикнул Кудеяр.

      Оба сжимали друг друга в объятиях. Ребенок побежал вслед за матерью и, видя, что мать целует и обнимает казака, стал, усмехаясь, дергать его за полы.

      – А что это? – спросил Кудеяр, опомнившись от первого восторга и не успевши еще спросить у жены, как она попала в Москву и где была.

      – Юрко! Юрко! – простонала Настя. – Бог свидетель, я невинна, я не хотела, насильно… Вот тебе крест…

      – Бусурманское? Ты была у кого-нибудь в гареме?

      – Нет, я была невольница, на работе, в кандалах, меня изнасиловали…

      – Верю, верю… Так оно и есть. Ты, Настя, всегда была и будешь добрая, верная жена. Пойдем со мною. Пойдем. И его бери с собою. Пойдем.

      Он взял ее за руку и пошел из Крымского двора; ребенок, видимо, обрадованный, сам не понимая чем, бежал за матерью.

      Князь Вишневецкий, смотря на происходившее и слышавши речи Кудеяра, обратился к боярам и сказал:

      – Никак я того не ждал, бояре, чтобы