Наше счастье украли цыгане. Роман. Олег Лукошин

из искусственного меха. Воротник тут же опускается в исходное положение. Никто не знает или просто уберегает меня от объяснений, почему её прозвали именно так. Впрочем, догадка имеется. Серафима набожна, она то и дело крестится. Местные жестокие шутники могли дать ей прозвище именно за это.

      Дойдя до магазина, она заглядывает через дверь внутрь, затем, не переступая порог, отчаянно принюхивается и бросает продавщице, тёте Ирине:

      – Так и не привезли хека-то? Э-э-х, коммунисты!

      Хека иногда привозят, но Серафима никогда не покупает его.

      – Ну давай хлебушка тогда, – произносит она и на цыпочках бежит к прилавку, на ходу доставая из-за пазухи доисторический гуманок.

      Иногда вместе с хлебом покупается крупа. Есть ведь надо что-то.

      А вот ещё один колоритный дурак, Вася-Ворон. Ему лет шестьдесят или более. И здесь не вполне понятны мотивы, по которым его так поименовали. Гораздо более непонятны, чем в предыдущем случае. Я могла бы предположить, что его могли назвать так за иссиня-чёрный цвет волос или за производное от фамилии Воронов, но жиденькие его волосики скорее отливают ржавчиной, чем чернотой, а фамилия у него какая-то другая, точно не Воронов. Вася-Ворон необычайно приветлив: улыбаясь, он шатается по селу, заговаривая со всеми, кого встретит на пути. Понять его речь чрезвычайно трудно. Практически невозможно. Хоть я из вежливости и позволяла ему поначалу говорить с собой. Увы, смысл его несвязного бормотания от меня ускользал. В довершение всего Вася трясётся мелкой дрожью и производит впечатление человека, который через мгновение рухнет на землю и будет биться в судорогах. Сейчас я просто обхожу его. Недоумевающий Вася-Ворон бежит за мной какое-то время в надежде, что я сменю гнев на милость и побеседую с ним минутку.

      Но я непреклонна. Я не желаю погружаться в сознание идиота.

      А вот сидит на скамейке у собственного дома дядя Прохор. Непросто догадаться, что у него не всё в порядке с головой. На вид дядя Прохор – обыкновенный мужик под пятьдесят. Он даже работает где-то. Дядя Прохор держит в руке кулёк с семечками и не спеша грызёт их, пытливым взглядом оглядывая улицу, проезжающие по ней изредка машины и проходящих людей. Он кивает землякам в ответ на их приветствия, «Да, нормально, нормально» – отвечает на вопрос о том, как у него дела, смеётся на шутки, хмурится на собственные мысли и многозначительно кивает головой, создавая очень убедительную физиономию заинтересованного и неглупого человека.

      Но в один прекрасный момент дядя Прохор с перекошенным лицом и яростным воплем вскакивает со своей скамейки, хватает валяющийся в метре от него дрын – я не говорила, что у него припасён поблизости хороший такой, внушительных размеров дрын? – и начинает носиться с ним по двору, нанося со всей дури удары по одному ему виденным существам. Судя по всему, существа издеваются над бедным Прохором, нагло смеются над ним и обзывают его нецензурными словами. Набегавшийся, уставший, взмыленный