Не оглядываясь (сборник). Мария Галина

– злиться на того, с кем поступил не очень-то честно. Оправдывать себя. Подыскивать резоны.

      Он сам виноват, наверняка говорила она себе, он свихнулся в глубоком космосе, в одиночестве, он вбил себе в голову бог знает что, придумал себе равноправного напарника, несуществующую неразделимую связь и не хочет лечиться.

      За окном сиял роскошный, красно-золотой закат, какие бывают только на севере, дальнее озеро отражало небо, я взял аргуса и пошел прогуляться по берегу. Позвал ее, она отказалась.

      На озере было прохладно. В камышах плавала ондатра.

      Я показал ее аргусу, но его не интересовали животные. Даже собаки.

      Он просто шел сам по себе, рядом со мной, словно на невидимой нитке, но занятый какими-то своими делами… Ковырнул передней лапой песок… поддел носом корягу…

      Я подошел к нему, присел рядом и обнял за шею.

      – Смотри, – сказал я, хотя применительно к аргусу это слово было нелепым, – это озеро. Наверняка ты его как-то чувствуешь; оно большое, мокрое и холодное. А там, в озере, плавают рыбы. Сейчас они укладываются на дно – спать. Они стоят в глубоких черных водяных ямах и шевелят плавниками. Считается, что они очень глупые. Но я так не думаю. Поэтому никогда не хожу на рыбалку… А ты как полагаешь?

      Он, понятное дело, не ответил.

      – У тебя нет определенного мнения насчет рыб? Эх ты.

      В поиске я все время с ним разговаривал. Понятное дело. Чтобы не сойти с ума, надо с кем-то разговаривать. Мне казалось, он меня понимает.

      Но что, если это был самообман, спасительное безумие, от которого мне так и не удалось избавиться? Тогда она права.

      Я ощутил острое одиночество. Первый раз за все время.

      Аргус продолжал сидеть, не пытаясь высвободиться, но я почувствовал себя глупо, разжал руки и встал.

      – Пойдем, – сказал я, – пойдем домой.

      В доме светилось окно, вместе со стеной леса на заднем плане все смахивало на слащавую картинку. Я уже взялся за дверь калитки, когда увидел, что аргус тычется во что-то носом.

      – Не подбирай с земли, – сказал я ему.

      Он с размаху сел на свой огузок и расставил передние лапы.

      Я нагнулся.

      Кусок сырого мяса. Прямо у калитки. И острый запах чеснока.

* * *

      Она возилась у кухонной стойки. Ничего особенного не делала, просто вскрывала термопакеты. Она не умела готовить.

      – Кто-нибудь заходил?

      Она повернула ко мне холодное, злое лицо.

      – Что?

      – Здесь был кто-нибудь? Соседка?

      Я знал, что пару раз она заходила в деревню за мысом. Говорила, что по каким-то делам, но я подозревал, что просто поболтать.

      – Нет, – она покачала головой, – кто к нам придет? Ты же никого…

      – Не думаю, что я там желанный гость, – сказал я, – кстати, кто-то разбросал отраву у калитки.

      Я достал завернутый в носовой платок кусок начиненного мышьяком мяса и бросил его в камин. Мясо зашипело на углях, и запах чеснока распространился по всей комнате.

      Она сморщила нос.

      – Какая