Не оглядываясь (сборник). Мария Галина

у моего плеча; я не столько слышал, сколько ощущал, как она дрожит. Я обнял ее, прижал к себе, но она высвободилась, отползла на коленях куда-то в сторону, вернулась. Потом она взяла мои пальцы и что-то вложила мне в руку.

      Металл был на удивление прохладным.

      Она действительно меня боялась – иначе не стала бы прятать в подполе запрещенное, незаконное оружие. Наверное, купила где-то на черном рынке, дурочка.

      Нас учили обращаться с оружием. На всякий случай.

      Аргус прижимался к моему боку, он был очень горячий, ребра так и ходили.

      Спокойней, сказал я ему на ухо, спокойней. Мы выберемся отсюда, и все будет хорошо. На озере прохладно, мы выкупаемся в озере, а потом пойдем лесом…

      Он качнул головой. Понял? Не знаю.

* * *

      Я не очень хорошо разбираюсь в человеческой психологии, особенно в психологии толпы. Ныряльщиков этому не учат – незачем. Но я угадал – вокруг дома больше не было ни одного человека. Что вы? Какой поджог? Мы все были дома. Как раз был этот любительский спектакль, ну вы же знаете, у нас театр… все до одного. Кто хочешь подтвердит.

      Вода в озере была белая и теплая, как молоко. В камышах резко и коротко крикнула какая-то птица. Я взвесил в руке маленький пистолетик, такие еще называют «дамскими». Не самое удачное оружие.

      Нет, все стихло…

      Она плакала.

      Я сказал:

      – Ну что ты, что ты? Все уже закончилось.

      На самом деле она потому и плакала. Стандартная реакция на опасность.

      – Ну, подумаешь, разбили нашу «букашку». Тут до города не так уж далеко. Все в порядке.

      – Я не… – она вытерла слезы ладонью, – я… прости меня. Я хочу сказать…

      – Проехали.

      Аргус сидел подле уреза воды, широко расставив лапы, поводя слепой головой, словно сканировал пространство. Я подумал, наверное, так оно и есть. Даже я до конца не знаю, на что он способен. Он способен учиться. Раньше он не знал, что такое люди. Теперь знает. Никто не может приблизиться к нам незамеченным.

      Жители Земли. Они поставили на вокзальной площади памятник человеку с аргусом. Памятник им любить легче.

      – Ты лучше умойся, – сказал я, – нам надо идти.

      – Я хочу пить! – она шмыгнула носом.

      – Так ведь вот озеро.

      – Но вода… она же грязная.

      Это было ледниковое озеро, спящее в гранитном ложе, относительно чистое. Так я ей и сказал.

      – Наверняка в ней плавают какие-нибудь микробы.

      – Да. И свирепые, страшные коловратки.

      Она попыталась улыбнуться. Опять вытерла слезы ладонью. Потом опять всхлипнула.

      – Почему они это сделали? Почему?

      – Чужаков не любят. Мы для местных жителей – чужаки. Вот и все.

      – Но… вот так?

      Это вроде лейкоцитов, хотел сказать я, они ощущают инородные частички, попавшие в кровеносное русло. И уничтожают их. Человек в связке с аргусом, сказал староста, больше не человек. И деревня постаралась вытолкнуть инородное тело. Когда это не удалось, она его уничтожила. Простой механизм, примитивная реакция. Лейкоцит – та же амеба. Ну, почти