Москва. Дмитрий Пригов

нету в мире меры для – о, Боже!

      11 | 01022 Чумные статуи. Что мне до них? Лети

                       Несмытый призрак тела для отваги!

                       Безумие промасленной бумаги,

                       Костями оперившейся – лети!

                       Но что за вести в мраморном конверте?

                       Ужели грек рассудка не древней?!

                       И, вправду, жилы их помазаны бессмертьем,

                       Как липким медом… медом… медом. Нет!

      11 | 01023 На сцене, скрипящей дощатым ампиром,

                       Где бьет балерина упрямым копытцем,

                       Властительный профиль бестелого мира

                       Вздыхает и хочет из пены родиться.

                       Младенец! – все в зависть профана рядится!

                       Но занавес продан и жесть полупьяна,

                       И птицей летят и щебечут румяна,

                       Вот-вот в него тени врастут, словно в лица…

                       И снова смердит оркестровая яма.

                       О, если бы жизнью к нему подрядиться!

      11 | 01024 Я вышел на улицу – что там еще

                       Придумает к празднику непогода?

                       Какого младенца, какого урода

                       Мучной небосвод приведет под плащом.

                       Я всех их люблю, но по времени года —

                       Попроще чего-нибудь – хлеба с дождем…

                       – Мы не чужие. В дверях подождем.

                       А вы куда?

                       Уходите, да?

                       А как же крестины? А как же с дождем?..

      11 | 01025 Под снегом город сам не свой

                       И, как подранок-лошадь в пене.

                       Упав с разбегу на колени,

                       Скользит по жесткой мостовой.

                       И тут бессилен постовой.

                       Но смертью пахнущий мазут —

                       На перехвате ли сезона —

                       Нежней последнего резона,

                       Который даром не возьмут.

                       А, может, я не прав – возьмут

                       И снова обратят в мазут.

                       И тает снег еще живьем,

                       И пташка под печалью ветхой

                       Шумит, шумит на скользкой ветке

                       В пальтишке легоньком своем

                       О чем-то очень о своем.

                       О чем она? – еще живьем!

ФРАНЦИСК

      11 | 01026 Ликуй же, безутешник, птицеслов!

                       Какая сеть воздвигла эти страсти,

                       Как небеса? Какое ремесло

                       Ту нить ввело в ушко игольной власти,

                       Не отмывая мертвого родства,

                       Покуда

                       Над