Степь отпоёт (сборник). Велимир Хлебников

море поднял восстанье

      И белых суда увел в Красноводск,

      В красные воды.

      Темнеет. Темно.

      «Товарищ, иди, помогай!» –

      Иранец зовет, черный, чугунный,

      Подымая хворост с земли.

      Я ремень затянул

      И помог взвалить.

      «Саул!» («Спасибо» по-русски.)

      Исчез в темноте.

      Я же шептал в темноте

      Имя Мехди.

      Мехди?

      Жук, летевший прямо с черного

      Шумного моря,

      Держа путь на меня,

      Сделал два круга над головой

      И, крылья сложив, опустился на волосы.

      Тихо молчал и после

      Вдруг заскрипел,

      Внятно сказал знакомое слово

      На языке, понятном обоим.

      Он твердо и ласково сказал свое слово.

      Довольно! Мы поняли друг друга!

      Темный договор ночи

      Подписан скрипом жука.

      Крылья подняв, как паруса,

      Жук улетел.

      Море стерло и скрип и поцелуй на песке.

      Это было!

      Это верно до точки!

1921

      141. Дуб Персии

      Над скатертью запутанных корней

      Пустым кувшином

      Подымает дуб столетние цветы

      С пещерой для отшельников.

      И в шорохе ветвей

      Шумит созвучие

      С Маздаком Маркса,

      «Хамау, хамау!

      Уах, уах, хаган!» –

      Как волки, ободряя друг друга,

      Бегут шакалы.

      Но помнит шепот тех ветвей

      Напев времен Батыя.

Лето 1921

      142. «Ночи запах – эти звезды…»

      Ночи запах – эти звезды

      В ноздри буйные вдыхая,

      Где вода легла на гвозди,

      Говор пеной колыхая,

      Ты пройдешь в чалме зеленой

      Из засохнувшего сена –

      Мой учитель опаленный,

      Черный, как костра полено.

      А другой придет навстречу,

      Он устал, как весь Восток,

      И в руке его замечу

      Красный сорванный цветок.

<Лето 1921>

      143. «Ручей с холодною водой…»

      Ручей с холодною водой,

      Где я скакал, как бешеный мулла,

      Где хорошо.

      Чека за сорок верст меня позвала на допрос.

      Ослы попадались навстречу.

      Всадник к себе завернул.

      Мы проскакали верст пять.

      «Кушай», – всадник чурек отломил золотистый,

      Мокрый сыр и кисть голубую вина протянул на ходу,

      Гнездо голубых змеиных яиц,

      Только нет матери.

      Скачем опять, на ходу

      Кушая неба дары.

      Кони трутся боками, ремнями седла.

      Улыбка белеет в губах моего товарища.

      «Кушай, товарищ», – опять на ходу протянулась рука с кистью глаз моря.

      Так мы скакали вдвоем на допрос у подножия гор.

      И буйволов сухое молоко хрустело в моем рту,

      А после чистое вино в мешочках и золотистая мука.

      А рядом лес густой, где древний ствол

      Был с головы до ног окутан хмурым хмелем,

      Чтоб лишь кабан прошиб его, несясь как пуля.

      Чернели пятна от костров, зола белела, кости.

      И