Жертвоприношение. Грэм Мастертон

Прошлое здесь существовало одновременно с будущим.

      Мы подошли к первому надгробию – покосившемуся белому камню со слепым ликом ангела. Джеральд Уильямс, призван Богом 7 ноября 1886 года в возрасте 7 лет.

      – Он же был не очень старым, правда? – спросил Дэнни, касаясь надписи кончиками пальцев.

      – Да. Твоего возраста. Но в те времена дети умирали от болезней, от которых сейчас уже не умирают. От таких, как свинка, скарлатина или коклюш. У них не было лекарств, чтобы вылечиться.

      – Бедный Джеральд Уильямс, – произнес Дэнни с искренней жалостью в голосе.

      Я положил руку ему на плечо, и мы двинулись к следующему надгробию. Мраморная плита в форме раскрытой Библии. Сусанна Гослинг. Покойся в мире. Умерла 11 ноября 1886 года в возрасте пяти лет.

      – Еще один ребенок, – сказал Дэнни.

      – Наверное, у них была эпидемия, – предположил я. – Знаешь, это когда заболевает целый город или деревня.

      Мы ходили от могилы к могиле. Ангел с оливковой ветвью в руке. Высокий кельтский крест. Простой прямоугольный камень. И снова одни дети. Генри Пирс, 12 лет. Джокаста Уоррен, 6 лет. Джордж Герберт, 9 лет.

      В общей сложности мы обнаружили на заросшем сорняками кладбище шестьдесят семь могил, и все – детские. Здесь не было ни одного ребенка младше четырех лет и старше тринадцати. И все они умерли в течение двух недель в ноябре 1886 года.

      Я остановился возле полуобвалившейся стены часовни, под пустым готическим окном, и огляделся.

      – Похоже, здесь произошло что-то странное, потому что все эти дети умерли примерно в одно время.

      – Наверное, как ты и сказал, – кивнул Дэнни с серьезным видом. – Эпидемия.

      – Но здесь вообще нет взрослых. Ни одного. Если бы все дети умерли от какой-то болезни, как минимум один взрослый тоже подхватил бы ее.

      – А может, был пожар, – предположил Дэнни. – На дне рождения у Лоуренса однажды тоже случился пожар. Его мама принесла торт со свечками и случайно подожгла шторы. Там были одни дети.

      – Возможно, ты прав. Но, если б это был пожар или какое-то другое несчастье, об этом упоминалось бы на надгробиях.

      – Если бы меня задавил автобус, я не хотел бы, чтобы ты написал про это на моем надгробии. Здесь лежит Дэнни, которого задавил автобус.

      – Это другое.

      – Нет, не другое.

      – Ладно, сдаюсь. Давай посмотрим часовню изнутри.

      – Думаю, это была церковь.

      – Да, вроде того. Часовня – это маленькая церковь.

      Выбеленные непогодой двери часовни оторвались от ржавых петель, и их заклинило. Однако я, нажав плечом на правую створку, сумел сдвинуть ее на шесть или семь дюймов, и мы с Дэнни протиснулись внутрь.

      – Не порви футболку о гвоздь.

      Крыши не было. То, что осталось от нее, лежало грудой у наших ног. Сотни разбитых плиток, сквозь которые проросла трава, мать-и-мачеха и чертополох. На стенах еще сохранилась побелка, хотя от сырости они покрылись черными потеками, а большую часть западной стены заполонил дрожащий на ветру плющ. Хрустя