Жертвоприношение. Грэм Мастертон

шел вдоль опорной стены, окаймляющей террасу, и пел песенку «Великий герцог Йоркский».

      – Вчера, когда ты уже спал, я разговаривал по телефону с мамой.

      Дэнни продолжал размахивать руками.

      – У него было десять тысяч солдат…

      – Хочешь знать, что она сказала?

      – Он их на гору послал…

      – Она сказала, что любит тебя. Сказала, что скучает. Сказала, что очень, очень скоро приедет повидать тебя.

      – А потом с горы назад.

      – Дэнни.

      Он остановился в самом конце стены. Над его головой кружила чайка, крича, как плачущий ребенок. Стало тепло, и голубое небо было усеяно маленькими, похожими на кусочки ваты облаками.

      – Она сказала, что любит тебя и что скучает.

      По щеке у него скатилась слеза. Я шагнул к нему, чтобы обнять, но он отступил назад. Ему не хотелось обниматься.

      – Дэнни, я знаю, как это тяжело, – сказал я на манер персонажа из плохого австралийского телесериала. Откуда мне, черт возьми, было знать, каково это семилетнему мальчишке – потерять мать?

      Чувствуя себя беспомощным, я отвернулся и поднял глаза на Фортифут-хаус – на его задний фасад, смотревший на сад и море. Из-за резкого уклона садовых земель стены казались неестественно высокими. Их сложили из темно-красного кирпича. Местами он так потемнел, что приобрел почти каштановый цвет. Гигантская аляповатая крыша была облицована замшелой бурой плиткой. Изначально все оконные рамы сделали из дуба – во всяком случая, так сказала мне миссис Таррант, но в 20-е годы их заменили на металлические. Они были выкрашены в черный цвет, от чего окна казались пустыми, а дом – заброшенным. Когда я только увидел Фортифут-хаус, первым делом решил перекрасить все металлические конструкции в белый цвет.

      Дымоход был старым, изначальной постройки. Высокий, широкий, аккуратно выложенный из кирпича. Пригодный, чтобы жечь уголь. Хотя погода сейчас стояла почти как в субтропиках, мне подумалось, что зимы в Бончерче бывают довольно суровыми.

      Похоже, в свое время всю заднюю часть дома обвивали вьюны, но они давно зачахли и погибли. Осталось лишь несколько высохших усиков, застрявших в швах кладки.

      Что-то в пропорциях Фортифут-хауса раздражало меня. Его углы почему-то выглядели неправильными. Крыша казалась слишком громоздкой, а один ее скат отличался слишком высоким углом наклона. Я сделал шаг назад, но углы по-прежнему выглядели неправильными. Шагнул в сторону, они изменились, но опять не гармонировали друг с другом. Фортифут-хаус был одним из самых неправильных зданий, с которыми я когда-либо сталкивался. Независимо от того, с какой точки вы на него смотрели, оно всегда казалось каким-то неправильным, некрасивым и несбалансированным.

      Его неправильность была буквально возведена в закономерность, поэтому я начал подозревать, что архитектор сделал это умышленно. Со всех сторон дом выглядел так, будто у него был только фасад, без глубины. Мне казалось, что за видимой мне стеной нет вообще ничего, кроме заброшенного пустого сада. Что Фортифут-хауса просто не существует.

      Дэнни отказался взять меня за руку и