Глухомань. Борис Васильев

не запрещаю, – хмурился Ким. – Андрей – мужчина. Мужчина все решает самостоятельно.

      – Андрюха – герой! Два ордена и ранение!.. Андрюха, давай налью рюмашечку под тост номер три.

      – Наливай. Только пить буду воду. Уж извини.

      – Андрюха, ты че?.. Мусульманин, что ли?

      – Я – кореец. – Андрей с трудом, через силу улыбнулся. – У нас не полагается пить при отцах.

      Андрей был похож на корейца куда меньше, чем я – на африканского негра: он удался в мать. Но считал себя таковым, и никакие доводы друга не помогали.

      – Прими их у себя, – попросил Ким. Помялся и пояснил:

      – Пусть как следует выпьет. Я ему все о самоубийстве Веры Иосифовны рассказал.

      – Зачем? Парень на недельку из ада вырвался, а ты…

      – Он мужчина. К тому же он ее навестить собирался. Так что – пришлось.

      Я пригласил афганцев к себе, заодно упросив прийти и Вахтанга. Для хороших тостов. Пока Вахтанг с Федором накрывали на стол, я увел Андрея на кухню.

      – Знаю, что отец рассказал тебе о смерти Веры Иосифовны.

      – Да.

      Сквозь стиснутые зубы это «да» выдавил. Сплющилось это подтверждение настолько, что я сразу разговор перевел:

      – Ты надолго?

      – Как она умерла?

      – Отравилась. Точно не знаю, но, кажется, цианистым калием. Мгновенно и безболезненно.

      – Безболезненно – это точно.

      – Не надо, Андрей, – я вздохнул. – Случившегося не воротишь, а душу замучаешь…

      – А душа и дана человеку, чтобы мучилась.

      – К столу! – заорал Федор из комнаты. Мы взяли приготовленные закуски и вышли из кухни. Вахтанг провозглашал тосты, Андрей пил, но немного, а его приятель – пил и много говорил. Компания была мужской, и он не стеснялся в выражениях.

      – Я ему ору: Андрюха, духи в скалах! Духи в скалах хоронятся, мать твою!.. Какое там, и уха не повернул! Первым с вертушки на камни спрыгнул, как только ноги не переломал. Но, по везухе, упал, и очередь над головой прошла…

      Ну, и в таком стиле под три бутылки. Я понимал, что он гордится Андреем, но чувствовал, что сам Андрей внутренне страдает от этой очень уж громкой его гордости. Он был очень застенчивым и скромным пареньком в те времена.

      – Завтра мы с Федором уедем, – сказал он, прощаясь.

      – Куда уедешь? А родители?

      – Так ведь… – Андрей замялся. – У него – тоже родители. Я обещал.

      – А еще-то приедешь? Или прямо в Афган?

      – Приеду, крестный. Слово.

      Впервые назвал меня крестным, и я несколько смутился. А он с того вечера только так ко мне и обращался.

      3

      Они ушли довольно скоро («по бабам прошвырнемся», как объяснил мне Федор, но – шепотом, чтобы Андрей не слышал). Они ушли, а Вахтанг задержался. Помогал убирать со стола, потом мыл посуду и молчал. Хмуро как-то молчал.

      – Выговорился на тостах? – спросил я.

      – Нет, – он вздохнул. – Значит, сказал, что к родителям Федора завтра поедут?

      – Не совсем так, но вроде – так.

      – Не