Постапокалипсис. Роман. Василий Гавриленко

о посадке огурцов, затем переключились на политику.

      Вот и Малоярославец. Сейчас должна появиться она…

      Вошла. Андрей махнул рукой: место свободно!

      На вид лет двадцать пять, не больше. Широковатые скулы, вздернутый нос, напомаженные пухлые губы. Анюта…

      – Ну что, сбежал? – спросила она, присаживаясь рядом с Андреем. Сумочку из фальшивой крокодильей кожи поставила на закованные в джинсу колени.

      – Сбежал, Анюта, – шепнул Андрей, косясь на студента.

      – Когда ты, наконец, разведешься со своей?

      Андрей вздрогнул, взглянул на Анюту: тише, ведь люди. Он представил на мгновение, как говорит Гале о разводе, и у него заныло под ложечкой.

      Анюта повела загорелым плечом. На ней была розовая майка с надписью «FEMALE». Вытащив из сумочки зеркало, стала поправлять растрепавшиеся осветленные волосы.

      Солнце кольнуло глаза. Андрей надел темные очки, и стал похож в своей, не по погоде надетой, куртке со стоячим воротником на шпиона из старого кинофильма.

      – Выйдем, покурим? – предложила Анюта.

      Андрей кивнул и поднялся.

      – Скажите, что занято, – негромко попросил одного из дачников.

      В пустом тамбуре Андрей достал сигарету, почему-то стараясь не смотреть на Анюту.

      Та курила, выпуская дым из сложенных розой губ. Кончик фильтра тонкой сигареты испачкался в красной помаде.

      Докурив, Анюта кинула окурок на пол и вдруг полезла целоваться.

      – Постой Анюта, – испугался Андрей.

      – Почему?

      – Тут люди…

      Анюта хихикнула и, дернув Андрея за рукав куртки, увлекла за собой. Они очутились в сортире. Было тесно, воняло мочой и блевотиной. Андрей слабо протестовал, но жадные руки уже проникли под ремень брюк. Портфель со стуком упал на пол. Андрею показалось – все это происходит на глазах у толпы, вот сейчас дверь сортира откроется… Между тем горячая волна подхватила его на гребень. Он видел перед собой освобожденные из – под майки груди с коричневыми сосками – левая, кажется, немного больше правой, и на мгновение весь мир скукожился для него до размера этих грудей.

      – Андрюша, мне нужны деньги.

      Анюта натянула джинсы и, глядя в замызганное сортирное зеркало, стала прихорашиваться.

      – Сколько?

      Андрей поднял с пола портфель и посмотрел на нее. В тусклом свете засиженного мухами электрического плафона Анюта показалась ему отталкивающе – некрасивой: крошечные глаза, неестественно-красный рот, волосы словно из папье-маше.

      «Ярмарочная кукла», – подумал он.

      – Десять тысяч…

      – Хорошо, я подумаю.

      – Десять тысяч долларов.

      В дверь забарабанили и старушечий голос прогнусавил:

      – Эй, долго там?

      Андрею захотелось спрятаться в ржавом унитазе.

      – Не суетись, – прошипела Анюта и крикнула, – Бабка, не лезь, у меня диарея!

      – Чего?

      – Иди ты.

      Старуха, видимо напуганная