Мир без конца. Кен Фоллетт

Воин осмотрел деревья на поляне, как будто письмо могло висеть между жухлых листьев. – Наверно, оно сейчас при нем, в аббатстве, где мы до него не доберемся, – святое место.

      Второй заметил:

      – По крайней мере теперь сможем рассказать, как было дело, и забрать тела для христианского погребения.

      Вдруг отец вырвался из рук державшего его воина и бросился по поляне. Двухцветный ринулся было за ним, но старший остановил:

      – Пусти, чего его сейчас убивать?

      Гвенда тихонько заплакала.

      – А девчонка? – спросил младший.

      Гвенда была уверена, что ее сейчас убьют. Сквозь слезы ничего не видела, а из-за рыданий не могла даже попросить пощады. Умрет и попадет в ад. Вот и все.

      – Отпусти ее, – махнул рукой старший. – Меня мать родила не для того, чтобы убивать маленьких девочек.

      Младший оттолкнул нищенку. Она споткнулась, упала, затем встала, вытерла глаза и побрела прочь.

      – Давай беги, – крикнул вслед младший. – Тебе сегодня повезло!

* * *

      Керис не могла уснуть. Встала с постели и прошла в мамину комнату. Отец сидел на табурете, неотрывно глядя на неподвижную фигуру в кровати. Глаза больной были закрыты, влажное от пота лицо блестело при свечах, она тяжело дышала. Девочка взяла белую, холодную-холодную руку, пытаясь ее отогреть, и спросила:

      – Зачем у нее брали кровь?

      – Считается, что болезнь иногда происходит от избытка одного из соков, и ее надеются выгнать вместе с кровью.

      – Но лучше не стало.

      – Нет, стало хуже.

      На глазах у Керис показались слезы.

      – Тогда зачем же ты разрешил им это сделать?

      – Священники и монахи изучают древних философов. Они знают лучше, чем я.

      – Не верю.

      – Очень трудно решить, во что верить, лютик.

      – Если бы я была врачом, делала бы только то, что помогает.

      Эдмунд, не слушая, пристальнее всмотрелся в жену. Сунул руку под одеяло и положил ее на грудь, прямо под сердце. Его большая ладонь образовала на одеяле бугорок. Он слегка поперхнулся, затем прижал руку крепче. Несколько мгновений Суконщик не шевелился, затем закрыл глаза и, не убирая руки, стал заваливаться вперед, пока не очутился на коленях, уперевшись высоким лбом в ногу больной.

      Керис поняла, что он плачет. Ничего страшнее девочка в жизни не видела; это куда хуже, чем смотреть в лесу, как убивают людей. Дети могут плакать, женщины могут плакать, могут плакать даже слабые и беспомощные мужчины, но отец не плакал никогда. У нее было такое чувство, что миру пришел конец. Нужно чем-то помочь. Суконщица положила мамину холодную неподвижную руку на одеяло, вернулась к себе и потрясла за плечо спящую Алису.

      – Вставай! – Та не двинулась. – Папа плачет.

      Сестра села в кровати.

      – Не может быть.

      – Вставай!

      Алиса слезла с кровати. Керис взяла ее за руку, и обе пошли в мамину комнату. Отец стоял, глядя на застывшее лицо на подушке, лицо его было мокрым от слез. Алиса в ужасе уставилась на него. Керис прошептала:

      – Я же тебе говорила.

      С