Гулящие люди. Алексей Чапыгин

Помочь раздеться?

      – Ну… разденусь сама – не пекись.

      – Да будет тебе, моя горлица, пухом дорожка укладена…

      Боярыня ушла задним крыльцом. Сватьюшка заперла за ней дверь на ключ, подымаясь обратно лестницей, думала: «Муж за делами да забавами… молодой, пригожей пошто тайком не погулять… И царевны наверх, уж крепко их держат, а чернцов да уродов зовут в рядне, в веригах, скинут рубища да хари писаные, глянь – под ними молодцы – веди в терем!» Потрепала себя шутиха за бородавку большую на подбородке и тихо вслух сказала:

      – А коя боярыня явно мужа в блудном деле сыщется, той плетка по телу холеному…

      Боярыня дверью под крыльцом вышла, прошла дверкой сквозь тын… На дворе в дальнем углу залаяли собаки и скоро утихли.

      На ширине кремлевской площади боярыне жарко сделалось.

      Она потрогала на груди под покрывалом змеевик: «Недаром тебя византийцы сочли талисманом… он, он горячит…» За кремлевской стеной, в стороне Москвы-реки, далеко полыхал пожар – мутно розовели главы кремлевских церквей, зубцы стены то рыжели, то вновь становились черными. В Кремль чужих не пускали, но в Успенском шла служба для бояр и служилых людей. В тусклом свете чернели, шевелились головы… «Бояре у службы, неладно, если кто увидит. А, да я – черница! Наряд свой забыла, будто хмельная…» Прошел, мутно светя остриями бердышей, стрелецкий караул, на женщину в черном не обратил внимания. Когда отпирала тайную дверь на лестницу в крестовую палату, Малке стало холодно: «Иду незваная… и имени не знаю, к кому иду…» Смутно помнила, что лестница приведет ее в коридор, туда, где кельи.

      В коридоре у самых дверей со свечой в руках встретил ее патриарший дьякон Иван.

      – А… боярыня! Разве того тебе не сказано, что святейший уехал?

      – Не к нему пришла я… Вот возьми и молчи!

      Боярыня сняла с пальца дорогой перстень. Дьякон отстранил ее руку:

      – Посулов не беру. Кого надо тебе?

      – Не тебя! Но вас тут двое.

      – Семен спит.

      – Вот его дверь… я войду к нему.

      – Нет, не можно. Святейший знает все!

      – Я ничего и никого не боюсь! Боюсь преград на пути моем… Берегись, диакон Иван Шушерин! Моя власть выше твоей.

      – Твоей власти, боярыня Меланья, не боюсь я!

      – Ты берегешь меня, как эвнух, для ради святейшего?

      – Нет! Берегу отрока от грозы и кары! Ему и так дана работа свыше сил… Ты не помышляешь, что будет с парнем, если еще раз соблазнишь его?

      – Пошто знать, что будет со мной, с вами завтра? Так я хочу делать сегодня! Разве мы не во мраке ходим? Завтра ни ты, ни я не знаем. Чего ты сторожишь его? Он не женщина…

      – Да, но через тебя зачнется так, что он перестанет быть мужем. Уйди, боярыня!

      – Ты несчастен, Иван! Иссох, глаза впали, власы ронишь, скоро будешь плешат… Тебе завидна любовная радость других?

      – Нет, боярыня, я счастлив… У меня любовь – книги, иму борзописанье, я благословлен в своей доле.

      – Послушай мало, Иван диакон! Не будем вражами… я не пойду к нему, но ты разбудишь