Ричард Длинные Руки – фрейграф. Гай Юлий Орловский

те, что покрупнее.

      Женщина сердито оглянулась. Испуг и возмущение дивно сочетаются на суровом и решительном лице с возмущенным взглядом.

      – Это ты плюнула в огонь, ящерица?

      – Я не плевал, – ответил я. – В огонь плевать – непристойно. Некрасиво. Хотя идею ты подбросила…

      – Насчет плеваться?

      – Нет, но если я дракон, то могу быть огнедышащим… Надо попробовать…

      Она поспешно отодвинулась.

      – Не смотри на меня так! Ты меня еще не откормил. Да и просто поджарить мало. Надо сперва зерна принести для гарнира, соли, специй…

      – Все найду, – пообещал я. – А потом сядем да ка-а-ак нажремся!

      Костер разгорелся ярко, она поглядывала то на огонь, то на меня.

      – Наверное, здорово, когда у тебя внутри еще и кузница? А с виду ты такой холодный и противный…

      – Чего во мне только нет, – ответил я скромно. – Я весь из достоинств, больших и малых.

      – Ну-ну… – пробормотала она. – А самое большое у тебя достоинство – непомерная скромность.

      – Да, – согласился я довольно. – Чего много, того много.

      Она сдирала шкуру достаточно умело, деловито, не морщилась, настоящая дочь степей, что овец режет сама, а не просит помочь соседа. Снятую шкуру отшвырнула в сторону, выделка потом, тушку не стала разрезать на части, но со знанием дела точно рассекала сухожилия, отделяя равные куски мяса и натыкая на прутья.

      Я лежал неподвижно, морду положил на лапы, глаза закрыл, мне достаточно и запахов, чтобы видеть ее всю со всеми страхами, надеждами, жаждой выжить уцелеть, не сдаваться и, если получиться, победить.

      Мышцы ноют от усталости, которую никак не назовешь сладкой, чуточку переборщил я с размерами. Пожалуй, во время следующего вылета сброшу пару сот фунтов…

      Я начал дремать, когда ноздрей коснулся сладковатый запах. Глаза сами приоткрылись, женщина у костра деловито переворачивает на вертеле тушку. Ободранная и выпотрошенная коза выглядит не крупнее зайца, бока уже подрумянились, но внутри мясо не прожарено, потому и сгребает уголья в кучу, чтобы жару побольше.

      Отдельно на прутиках подрумяниваются небольшие ломтики с самых лакомых частей.

      Я прорычал:

      – Неплохо…

      Она вздрогнула, напряглась.

      – Проснулся? Ты спи, спи, ящерица.

      – А ты мне горло перережешь? – спросил я, она напряглась, похоже, я угадал, потому распахнул пасть и захохотал: – Глупенькая, я пошутил… Меня зарезать невозможно. Моя смерть отделена от тела.

      Она удивилась:

      – Как это может быть?

      Я прорычал лениво:

      – Бессмертным быть нельзя. Но можно свое уязвимое место отделить от себя. Я, например, держу его вот в том камне…

      Она проследила за моим указующим когтем, грустно улыбнулась.

      – Ну да, ну да. Я, чтобы тебя обмануть, должна украсить тот камень цветами и гирляндами, чтобы ты поверил, что я поверила. На самом же деле твоя смерть находится на дальнем диком острове в море, где спрятана в сундук, а тот на дереве…

      Я сказал с уважением:

      – Умная