Грачи улетели. Сергей Носов

стая четвероногих призраков.

      – Столько бездомных собак, – сказал Борис Петрович доверительно Щукину, – не знаю, что делать. Ебутся, как суки, прямо в школьном дворе. Представляешь?

      – А ты выводи во двор второклассников. Урок сексологии или как там у вас.

      – Циник, – сказал Борис Петрович.

      Здесь одно из немногих мест в черте города, где небо выглядит цельным, большим, особенно ночью. Мерцали редкие звезды. Заводская труба была как прорезь в пространстве, ее вершину обозначал огонек. Ничем мясокостным, впрочем, не пахло; было свежо. Завод, скорее всего, простаивал.

      Неожиданно Щукин обернулся и громко сказал:

      – У Бориса мечта есть, он хочет, чтобы его именем назвали улицу!

      – Вау, – отозвалась Катрин.

      – Чушь говорит! – огрызнулся Борис Петрович. – Что ты несешь! Совсем окосел?

      – Нельзя? Тогда извини.

      – Мужики, – послышалось Дядино Тепино, – Катрин огорчается, что вы не гомосексуалисты.

      – Нет, нет, – засмеялась Катрин, – просто в рамках нашей концепции…

      Она не договорила – споткнулась; Дядя Тепа не дал ей упасть; она промолвила:

      – Круто.

      Стрелка с фанерного щита «ДВЕРИ СТАЛЬНЫЕ» уверенно целилась сквозь кусты и деревья в склад, надо полагать, этих дверей, словно между фанерным указателем и дверным складом не было кладбища.

      Прошли гуськом через калитку. Трава была мокрая. Теперь говорили, понизив голос, – почти шепотом. Оказалось, что Катрин понятия не имеет, кто такие старообрядцы. Дядя Тепа попытался объяснить, но не сумел хорошо. Катрин поняла, что к современному искусству они отношения не имеют.

      Жутковатое кладбище, ничего не попишешь. Сюда и днем заходить боязно, особенно на трезвую голову. Темные личности сюда проникают, неизвестно зачем, и то редко.

      Борис Петрович не был сторонником коллективных экскурсий к местам людских захоронений; правда, однажды он сюда приводил 10-б класс, о чем потом сожалел. Нет, больше он сюда не приведет школьников, хотя и вполне осведомлен о Громовском, – там, например, за кладбищенским прудом, был, забыл название, храм, большой, старообрядческий, остался фундамент, кусок стены… – другое дело Катрин; ей показать, ее удивить – каждый из трех втайне желал услышать ее неподдельное «круто».

      Постояли около массивного чугунного креста в полтора человеческих роста, он сильно накренился набок, вотвот рухнет. Щукин светил фонариком понизу, видно было, что могилы раскапывали.

      С высоких надгробий позапрошлого века сбит верх. Всюду следы грабежа, запустения.

      Пруд. Сейчас он, пожалуй, разве что браткам послужить сумеет – незадачливого должника в мешочке с камнями определить на хранение. А когда-то на яблочный Спас шел сюда крестный ход для водосвятия.

      Непросто объяснять Катрин, что такое есть водосвятие. Дядя Тепа взялся опять – в силу его собственного понимания. Катрин не верит. Думает, шутка.

      – Странный вы человек, – вмешался Борис Петрович. – А то, что голые мужики