Ярмарка. Елена Крюкова

все-таки дождалась мальчика, хотя тот появился через два часа после обеда. Хозяйка утомилась развлекать репетиторшу, оставила ее в кресле с глянцевым журналом, а сама удалилась в сауну: «Пойду попарюсь! Здоровье прежде всего!»

      Но в баню – с собой – не пригласила…

      Еще чего, будет она всякий сброд с собой – в роскошную баню – приглашать…

      А мы – сброд для них?..

      Ну да, как же. Конечно, сброд…

      Но мы кое-что умеем и знаем, то, чего не умеют и не знают они, и они без нас – не могут…

      Мальчик появился, и Мария поразилась его худобе, нежности, показной грубости, дрожащей беззащитности юности, взращенной в богатой теплице. «Тимофей! – выдохнул он, сдвинув каблуки, как суворовец. – А вы… Марья Васильевна?.. очень приятно». Богатый, а такой худенький, с жалостью подумала Мария.

      Они вдвоем уселись за огромный, как плот, стол в его «рабочем кабинете». На столе сидели куколки, много игрушечных лохматых человечков: и девочки, и мальчики. Ребенок, он же еще ребенок, а его – в бассейн, в спортзал, на коня, носом в книжку, носом – в постель… Так же, носом в девочку, тоже богачечку, и выдадут замуж… тьфу, женят, конечно…

      Ты из русских писателей кого читал, устало спросила Мария. Тимофей пожал плечами. Молчал.

      Глядел на ее тяжелые, рабочие, с синими ветвями вен, большие руки, лежащие на мраморном, в пламенных, огневых узорах, гладком как зеркало столе.

      Мария ждала, ждала терпеливо.

      Она не так задала вопрос. Она поправилась.

      В смысле – любишь кого, уточнила.

      «Пушкина», – сказал мальчик тихо, как ей показалось, насмешливо.

      Потом Мария много правильного говорила, а мальчик, вынув из ящика стола аккуратную тетрадочку, быстро писал.

      Когда они уже заканчивали, в комнату вошла распаренная, краснолицая хозяйка. Вокруг ее головы был наверчено ярко-красным тюрбаном полотенце. От нее хорошо, пряно и свежо, пахло.

      – Два часа уже работаете! – бодро бросила она.

      «Сказала, будто плюнула», – подумала Мария.

      Она встала, огладила на коленях юбку.

      – Деньги вам сразу? – брезгливо и вместе покровительственно спросила хозяйка. Ее лошадиный рот дрогнул и обнажил в вежливой улыбке длинные зубы.

      Мария покраснела. Кровь забилась у нее в висках.

      – Сразу, если можно.

      Хозяйка подошла к шкафу, небрежно выдвинула ящичек, не глядя, выхватила несколько купюр, так же не глядя протянула Марии.

      И Мария взяла эти деньги, взяла послушно, покорно, как пес берет у хозяйки еду из пахнущих французским мылом рук.

      Мялась в смущении. Не знала, куда положить.

      Хозяйка, как на подопытного кролика, глядела на Марию, лошадино, нагловато улыбалась.

      – У меня сумочка в прихожей осталась, – сжимая деньги в кулаке, с красными как помидорины щеками, сказала Мария.

      Когда они уже топтались в прихожей, и Мария надевала куртку, и журчал за спиной фонтан, роняя длинные струи в бассейн, Мария неожиданно для себя сказала хозяйке:

      – Вот у вас картины…