Принцесса-невеста. Уильям Голдман

это бред какой-то, позвони ему.

      Ненавижу мобильные, но купил себе железяку с международным роумингом – накануне мы звонили Джейсону и Пегги из гостиницы.

      Короче, я позвонил Кингу в Мэн, дозвонился, все объяснил. Он был очень любезен:

      – Господи, Билл, простите, пожалуйста, надо было передать записку с вами, флоринская почта – худшая в Европе, на следующей неделе, наверное, дойдет. – (Дошла через две недели.) – Кто там сегодня дежурит? Ванья? Дайте ему трубку.

      Видимо, Хранитель услышал – кивнул и потянулся за мобильным. Я отдал ему телефон, Хранитель ушел в коридор, побродил там, и я уловил:

      – Ну конечно, мистер Кинг. – И: – Сделаю все, что в моих силах, мистер Кинг, даже не сомневайтесь.

      Уилли глянул на меня, показал мне «о’кей» (незаметно, спешу прибавить), и тут вернулся Ванья.

      Кивнул – мол, следуйте за мной – и пробормотал:

      – Ну что тут скажешь? Почта, сами понимаете.

      – Хорошо, что разобрались, – ответил я.

      – Мне так неловко, мистер Голдман. Стивен Кинг объяснил, кем вы были.

      Зря я не сообразил, что грядет, – это «кем вы были» могло бы меня подготовить.

      И смертельный выстрел:

      – Я ведь вас почитывал, знаете ли, числился, в общем, почитателем, вы были замечательный писатель… некогда.

      Зря это меня подкосило. Но понятно, отчего так. Я боялся, что он прав. Я написал немало вполне пристойных книжек. Но это было в стародавние времена, в другой стране. Отчасти потому я и мечтал погрузиться в «Ребенка принцессы». «Принцесса-невеста» научила меня, что я хочу писать романы. Я надеялся, что ее продолжение сделает меня писателем снова.

      И тут Уилли закричал:

      – Он и сейчас замечательный!

      – Тш-ш, не волнуйся, – сказал я ему. – Ну правда, ничего страшного.

      Уилли взглянул на меня, и я хотел спрятаться, но он все прочел в моих глазах.

      Злой Ванья поднялся по лесенке, распахнул дверь, пропустил нас внутрь и отбыл.

      Мы остались в Святилище одни.

      – Я его ненавижу! – кипел Уилли.

      Думаете, мне не хотелось его обнять? Но я сдержался, пробормотал только:

      – Пора слегка поработать, – и стал озираться.

      Комната оказалась невелика. Тысячи писем – все разложены по категориям, семейные фотоальбомы – все снимки внизу подписаны, каждый растолкован.

      Я-то рассчитывал на дневники – Моргенштерн славился педантизмом. Пока же, чтобы сориентироваться, я рассматривал фотоальбомы – хотел прочувствовать его жизнь в период творческого расцвета.

      Тут Уилли сказал замечательное:

      – А ты знал, что граф Рюген убил Иньиго?

      Я развернулся к нему:

      – Ты что такое говоришь?

      Он встряхнул записной книжкой, выуженной с полки, и прочел:

      – «Утром проснулся с мыслью о том, что на самом деле Рюген должен убить Иньиго. Я понимаю, что тогда надо вычеркивать „Здрасте, меня звать Иньиго Монтойя“, и это жаль, но, если Иньиго умрет, Уэстли, сам недавно убитый, должен победить