Сёгун. Джеймс Клавелл

и морщась, как если бы стоически скрывала сильную боль. Складки ее кимоно покачивались очень изящно, солнце, притененное зонтиком, самым выгодным образом освещало ее лицо. Как удачно, что на ней именно это верхнее кимоно. И зонтик… В пасмурный день это не было бы так эффектно.

      – О, бедное, бедное дитя! Она так красива, правда? Что за позор! Ужасно! – изрекла мать Муры с душераздирающим вздохом.

      – Что ужасного, Сэйко-сан? – спросила жена Муры, выходя на веранду.

      – Ты не видишь, что эта бедная девушка на пределе? Ты не видишь, как мужественно она пытается скрыть это? Бедное дитя. Ей только семнадцать лет, и пройти через все это!

      – Ей восемнадцать, – сухо поправил Мура.

      – Через что – это? – спросила служанка очень почтительно, присоединяясь к ним.

      Старуха огляделась, чтобы убедиться, что все ее слушают, и громко прошептала:

      – Я слышала, – она понизила голос, – я слышала, что ей придется оставить свои занятия… на три месяца.

      – Ой, не может быть! Бедная Кику-сан! Ой! Но почему же?

      – Он пустил в ход зубы. Я слышала это от надежных людей.

      – Ой!

      – Ой!

      – Но зачем он взял еще и мальчика, госпожа? Конечно, он не…

      – А! Разойдитесь! Беритесь за работу, бездельники! Это не для ваших ушей! Уходите, все вы! Мне нужно поговорить с хозяином.

      Она прогнала всех с веранды. Даже жену Муры. И потягивала свой чай, милостивая, очень довольная и напыщенная. Мура нарушил молчание:

      – Зубы?

      – Зубы. Ходит слух, что крики заставляют его возбуждаться, потому что он был напуган драконом в детстве, – выпалила она поспешно. – Он всегда держит при себе мальчика – как напоминание о том, что и он был маленьким, оцепеневшим от страха. На самом деле мальчик нужен только для того, чтобы уложить его в постель, истощить себя, иначе он все откусит. Бедная девочка.

      Мура вздохнул. Он зашел в маленький домик во дворе перед главными воротами и непроизвольно пукнул, когда стал облегчаться в ведро. «Хотел бы я знать, что же случилось на самом деле, – сказал он себе, мастурбируя. – Почему Кику-сан больна? Может быть, даймё и правда действовал зубами? Как необычно!»

      Он вышел и, удостоверясь, что не испачкал набедренную повязку, зашагал через площадь в глубокой задумчивости.

      «О, как бы мне хотелось провести ночь с госпожой Кику! Почему бы нет? Сколько Оми-сан должен заплатить ее хозяйке? Точнее, сколько нам придется заплатить? Два коку? Говорят, Гёко-сан потребовала и получила в десять раз больше обычной платы. Неужели она выторговала пять коку за одну ночь? Кику-сан, конечно, стоит этого. Ходят слухи, что в свои восемнадцать лет она столь же опытна, как женщина вдвое старше. Она, видимо, может продлить… О, ее счастье! Если бы мне довелось – как бы я начал?»

      Он рассеянно поправил набедренную повязку, а ноги сами вели его по утоптанной тропинке на площадь к месту погребения.

      Костер был приготовлен. Пятеро деревенских жителей уже собрались там.

      Это было самое приятное место в деревне: летом здесь гулял прохладный морской бриз