Санта-Хрякус. Терри Пратчетт

медь и бронза, сверкающие в лучах лампы.

      Его немного беспокоило то, что он не все успел проверить, но господин Чудакулли сказал, что проверит сам, когда будет пользоваться, а Модо никогда не спорил с начальством. На то оно и начальство, чтобы лучше знать. Подобное положение вполне устраивало Модо. Он не вмешивался в вопросы времени и пространства, а начальство, в свою очередь, не лезло с советами к нему в теплицы. Такие отношения он называл сотрудничеством.

      Особенно тщательно он надраил полы. Господин Чудакулли настоял на этом.

      – Грибной гномик, ну надо ж такое придумать! – фыркнул он, в последний раз проводя тряпкой по крану. – Что за воображение у этих господ…

      Где-то далеко, неслышный для всех, раздался некий шум, за которым последовал звон серебряных бубенцов.

      «Динь-динь-динь».

      – Вот черт! – выругался кто-то, упав в сугроб.

      Не совсем подходящее выражение для самого начала жизни.

      А в ночном небе сквозь пространство и время летели сани, даже не подозревая о только что зародившейся и рассерженно отряхивающейся от снега новой жизни.

      – ЭТА БОРОДА МЕНЯ РАЗДРАЖАЕТ.

      – А зачем тебе понадобилась борода? – раздался голос из-за мешков. – Ты же сам сколько раз говорил: люди видят только то, что хотят увидеть.

      – НО НЕ ДЕТИ. ОНИ ЗАЧАСТУЮ ВИДЯТ ТО, ЧТО СУЩЕСТВУЕТ НА САМОМ ДЕЛЕ.

      – По крайней мере, хозяин, борода создает настроение. Держит в роли, так сказать.

      – НУ А СПУСКАТЬСЯ ПО ТРУБЕ? КАКОЙ В ЭТОМ СМЫСЛ? Я МОГ БЫ ПРОЙТИ СКВОЗЬ СТЕНУ.

      – Проходить сквозь стены не совсем правильно, – возразил голос из-за мешков.

      – МЕНЯ ВПОЛНЕ УСТРАИВАЕТ.

      – А положено по трубе. И борода, кстати, тоже положена.

      Из-за мешков высунулась голова, которая, казалось, принадлежала самому древнему и непривлекательному эльфу во всей вселенной. Не спасало даже то, что ее венчала причудливая зеленая шапочка с бубенчиком.

      Древний эльф помахал скрюченной рукой, в которой была зажата толстая пачка писем, написанных, как правило, карандашом на цветных листках. А еще на листках изображались кролики и плюшевые медвежата.

      – Вряд ли эти бедняжки стали бы писать письма тому, что проходит сквозь стены, – сказала голова. – Кроме того, не мешало бы еще поработать над «Хо-хо-хо».

      – ХО. ХО. ХО.

      – Нет-нет-нет! – воскликнул Альберт. – Не хочу ни на что намекать, хозяин, но в этом восклицании должно быть больше жизни. Смех должен быть заразительным. Это… это нужно произносить так, словно писаешь ты чистым бренди, а ходишь по-большому рождественским пудингом, прошу прощения за мой клатчский.

      – ПРАВДА? НО ОТКУДА ТЫ ВСЕ ЗНАЕШЬ?

      – Когда-то я был молодым, сэр. Каждый год, как послушный мальчик, вешал на камин свой чулок. Чтобы там оказались игрушки. Впрочем, тогда в нем появлялись лишь сосиски да кровяная колбаса, если очень повезет. Но еще в чулке я всегда находил леденцовую свинку. Ночь перед страшдеством считается неудачной, хозяин, если ты не нажрешься как свинья. Примета такая.

      Смерть посмотрел на мешки.

      Это был странный, но очевидный факт: из