Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник). Стефани Майер

и осмотрела колеса. Тонкие противоледные цепи, надетые на них крест-накрест, образовывали ромбы на шинах. Чарли поднялся ни свет ни заря, чтобы оснастить цепями мой пикап! Я не привыкла к тому, чтобы меня опекали, молчаливая забота Чарли застала меня врасплох.

      Я все еще стояла, пытаясь одолеть внезапно подступившие слезы, когда вдруг услышала странный звук.

      Это был пронзительный скрип, который стремительно усиливался.

      А потом я увидела все и сразу. Но не как в кино, в замедленной съемке: видимо, из-за выброса адреналина мой мозг заработал гораздо быстрее, и я сумела уловить картину целиком, вплоть до мельчайших подробностей.

      Я видела, как Эдвард Каллен, от которого меня отделяло четыре машины, в ужасе смотрит на меня. Его лицо выделялось из целого моря лиц, на которых застыло одинаковое выражение шока. Но главную роль в этой сцене играл темно-синий фургон, который занесло, и теперь он, с заблокированными колесами, под визг тормозов крутился волчком, продвигаясь по обледенелой стоянке. Удар по заднему углу моего пикапа был неминуем, а на пути фургона, между ним и пикапом, стояла я. И времени не было даже на то, чтобы закрыть глаза.

      Но за мгновение до того, как я услышала скрежет, с которым крыло фургона сложилось, огибая угол кузова пикапа, что-то с силой ударило меня, но не с той стороны, откуда я ожидала. Моя голова стукнулась о покрытый льдом асфальт, я почувствовала, как что-то твердое и холодное пригвоздило меня к нему. Оказалось, я лежу за бежевой машиной, возле которой припарковалась. Но больше я ничего не успела заметить, потому что фургон снова приближался. Со скрежетом обогнув пикап, он, продолжая скользить и поворачиваться, вновь угрожал наехать на меня.

      Приглушенная брань подсказала, что рядом со мной кто-то есть, и не узнать этот голос было невозможно. Две длинные руки были рывком выброшены вперед, и фургон, содрогнувшись, остановился на расстоянии метра от моего лица, большие ладони пришлись точно по размеру глубокой вмятины на боку фургона.

      Белые руки задвигались так стремительно, что расплылись в воздухе. Одна вдруг схватилась снизу за кузов фургона, и одновременно что-то потащило меня прочь, пока наконец мои ноги не были перекинуты, словно тряпичные, на другое место, где задели шину бежевого автомобиля. Глухой стук металла и звон резанул уши, и фургон с лопнувшим стеклом наконец застыл на асфальте – на том самом месте, где за мгновение до этого лежали мои ноги.

      Секунда гробовой тишины тянулась бесконечно, а потом раздался визг. В этом внезапном бедламе я слышала, как сразу несколько голосов повторяют мое имя. Но гораздо отчетливее, чем вопли, я различила приглушенный отчаянный возглас Эдварда Каллена:

      – Белла, ты жива?

      – Со мной все хорошо, – собственный голос казался мне чужим. Я попыталась сесть, и только тогда поняла, что Эдвард мертвой хваткой прижимает меня к своему боку.

      – Осторожно! – предостерег он, пока я пыталась высвободиться. – Кажется, ты сильно ударилась головой.

      Лишь