Чудо. Эмма Донохью

полагаете, я поверю, что молоко для фей?

      Розалин О’Доннелл сложила на груди костистые руки:

      – Верьте, во что вам угодно. Капля молока никому не навредит.

      Либ лихорадочно соображала. Обе – хозяйка и прислуга – могут и не сообразить, почему молоко было под буфетом. Хотя это еще не значит, что Анна О’Доннелл четыре месяца кряду не пила по ночам из блюдца для фей.

      Наклонившись, Китти открыла низ буфета:

      – А ну, кыш отсюда! В траве полно слизней. – И она принялась подолом подгонять куриц к двери.

      Открылась дверь спальни, и выглянула монахиня, говоря, как обычно, шепотом:

      – Что-то случилось?

      – Ничего не случилось, – ответила Либ, не желая говорить о своих подозрениях. – Как прошла ночь?

      – Спокойно, слава Богу.

      То есть сестра Майкл не поймала девочку за едой. Но насколько она старалась, веруя в то, что неисповедимы пути Господни? Либ пока не могла уразуметь, будет толк от монахини или она станет лишь помехой.

      Миссис О’Доннеллл сняла с огня котелок. Взяв швабру, Китти принялась выметать из буфета к двери зеленоватый куриный помет.

      Монахиня вновь исчезла в спальне, оставив дверь приоткрытой.

      Либ как раз снимала плащ, когда со двора вошел с охапкой торфа Малахия О’Доннелл.

      – Миссис Райт…

      – Мистер О’Доннелл…

      Он свалил торф у огня, потом повернулся, чтобы уйти.

      Либ не забыла спросить его:

      – Скажите, есть тут где-нибудь напольные весы, чтобы я взвесила Анну?

      – Нет.

      – Тогда как же вы взвешиваете скот?

      Малаки почесал багровый нос:

      – На глазок, думаю.

      Из спальни послышался детский голос.

      – Она уже проснулась? – с просиявшим лицом спросил отец.

      Пройдя мимо него, миссис О’Доннелл вошла к дочери в тот момент, когда оттуда вышла с сумкой сестра Майкл.

      Либ двинулась вслед за матерью, однако отец поднял руку:

      – Вы хотели спросить… еще о чем-то.

      – Разве?

      Либ уже следовало находиться рядом с ребенком, чтобы не было промежутка между сменой одной сестры и следующей. Но она не могла взять и уйти во время разговора.

      – О стенах. Китти сказала, вы спрашивали про них.

      – О стенах, да.

      – Туда кладут немного… навоза вперемешку с глиной. А для связывания – вереск и шерсть, – сказал Малахия О’Доннелл.

      – Шерсть – неужели?

      Либ скосила глаза в сторону спальни. Может ли этот явно находчивый мужик быть подсадной уткой? Могла ли его жена зачерпнуть немного еды из котелка, прежде чем метнуться в спальню к дочери?

      – И кровь, и капля пахты, – добавил он.

      Либ уставилась на него. Кровь и пахта – как приношение на некий примитивный алтарь.

      Когда Либ наконец попала в спальню, то нашла там Розалин О’Доннелл, сидящую на маленькой кровати, и Анну на коленях подле матери. За это время девочка вполне успела бы проглотить пару лепешек. Либ кляла себя за нелепую вежливость,