Обещай, что никому не скажешь. Дженнифер Макмахон

нашла ключ и заперла его в ящике с острыми предметами, гадая о том, какие еще сюрпризы моя мать прячет в доме… другие ножи, может быть, даже спички?

      Я помогла матери сменить ночную рубашку, заляпанную маслом и мукой, на широкие брюки и джемпер, а потом разложила на кухонном столе все необходимое для смены повязок. Вскоре я обнаружила, что она испачкалась не только на кухне: на ее ночной рубашке и носках остались пятна, похожие на глину. Остатки бинтов на ее руках были покрыты грязью и кусочками сухих листьев. И показалось ли мне, что я вижу засохшую кровь под свежими пятнами от клубничного сока?

      Я провела краткий осмотр и начала разворачивать грязные бинты.

      – Мама, ты выходила ночью на улицу? Ты случайно не упала?

      – Нам нужны яйца, Кузнечик.

      Я решила, что буду запирать ее дверь по ночам, как советовала Рейвен. Можно считать, мне повезло, что мать нашла дорогу домой и, судя по быстрому осмотру, совсем не пострадала. Я представила, как она бродит по лесу в развевающейся белой рубашке, словно призрак из далекого прошлого Нью-Хоупа, пока я храпела, наглотавшись таблеток, и видела кошмарные сны. Оставалось лишь надеяться, что Рейвен, Опал и Гэбриэл не заметили ее. Это было бы не лучшее начало моего опекунства.

      Я сняла остатки бинтов и осмотрела руки матери, аккуратно поворачивая их. Ее ладони были ярко-красными, с волдырями от ожогов. Некоторые из них прорвались и сочились прозрачной сукровицей. Я бережно промокнула их, нанесла мазь и стала менять бинты.

      – Ты хороший доктор, – отметила она.

      – Я не врач, а лишь медсестра, – напомнила я. – Школьная медсестра. Единственное лекарство, которое я прописываю, – это риталин.

      – Ты ходила в медицинскую школу.

      – Я так и не закончила ее.

      – Почему?

      – Я вышла замуж за Джейми.

      – Ох… Джейми. Такой хороший мальчик. Где он?

      – Остался в Сиэтле.

      – А почему он не приехал?

      – Мы развелись, мама. Помнишь? Мы уже несколько лет в разводе.

      Внезапно мне захотелось, чтобы моя собственная память была похожа на швейцарский сыр. Было бы здорово, если бы мы могли как-то управлять своей памятью и выбирать, какие воспоминания можно оставить, а какие отправить в мусорную корзину. Пуф – и готово.

      Мать с улыбкой смотрела на меня.

      – Я тебя знаю, – сказала она, пока я забинтовывала ее руки.

      – Мама, расскажи мне, как ты обожглась?

      Она немного подумала.

      – Был пожар?

      – Верно. Расскажи мне о пожаре в типи.

      – Из-за того пожара со мной случился инсульт. Теперь у меня проблемы с памятью.

      – У тебя не было инсульта, ма. – Но, наверное, он будет у меня, прежде чем все это закончится.

      – Инсульт из-за пожара. – Она энергично закивала.

      – Мама, у тебя не было инсульта, но ты обожгла руки. – Я встала и начала складывать в коробку мазь, бинты и лейкопластырь.

      – Она была там, – заявила мать, пока я стояла к ней спиной. Тон ее голоса испугал меня.

      – Кто? – Я повернулась и посмотрела на нее. Она не ответила. –