Казаки долго не живут. Иван Собченко

казаки в соумышлении с неким паном Самуилом Шумлянским, напали на местности пана Олизара, поколотили подстарост и урядников, забрали хлеб, стоявший в стогах, скот, лошадей, хозяйственную рухлядь, питье в полубочках и деньги, поступившие в экономию от арендаторов. В следующую затем зиму пан Микульский поссорился со своею соседкой панною Головинской, взял от Палия «приповедный лист» для набора своевольных казаков и с этими казаками напал на имение Головинской, выгнал владелицу, сжег ее усадьбу и разогнал ее людей.

      XXXVI

      Самусь с сыном был приглашен в Медвин на свадьбу сына Григория Гогули. Прибыли на свадьбу в тот момент, когда жениха с невестой привезли из церкви.

      Хозяин распахнул ворота, и Самусь с сыном въехали на подворье.

      С крыльца спустилась хозяйка.

      – Григорий, зови гостей в дом, – проговорила хозяйка, разводя руками.

      Хозяин уверенным шагом прошел к Самусю, помог ему слезть с коня. Федор – сын Самуся, молодецки спрыгнул с коня.

      – Покорнейше просим, дорогие гости! Проходите в хату. – Он попросил джуру, чтобы отвел к привязи коней, и сам пошел за гетманом.

      – Проходите, гости, проходите! – упрашивала хозяйка.

      – Ничего, благодарствуем. Пройдем.

      За накрытыми столами нетрезвый гул подвыпивших гостей. Самуся с сыном усадили в горнице за стол рядом с молодыми. Хозяин, наливая из четверти, прослезился:

      – Ну, гости, за молодых. Чтобы у них было все по-хорошему, и чтоб они в счастье и здравии свою жизнь проживали.

      Пили, чокаясь. Просто пили. Гомон ярмарочный. Сидевший на самом краю стола дальний родственник сотника, куренной атаман Гончаренко, поднимая раскляченную руку, ревел:

      – Горько!

      – Го-о-рь-ко! – подхватывали за столом.

      – Ох, горько! – отзывалась битком набитая кухня.

      Хмурясь, Иван, жених, целовал влажные губы жены, водил по сторонам затравленным взглядом.

      – Раз, два, три! – начали счет хором, сидящие напротив молодых гости, чем хотели продлить время смачного поцелуя, – девять, десять.

      Красные лица. Мутные во хмелю, похабные взгляды и улыбки. Рты, смачно жующие, роняющие на расшитые скатерти пьяную слюну.

      Гульба – одним словом.

      Федор все это время смотрел на девушку, которая сидела рядом с молодыми.

      Девушка была подругой сестры невесты – Леся, дочь старосты села Исайки, гостившая у тетки в Медвине, муж которой владел магазином, еврей. Познакомилась она с сестрой невесты на пруду давно и подружилась. Сестра невесты и пригласила Лесю на свадьбу.

      Невеста, дочь есаула Медвинской сотни, Галя, в венке на голове со свисающими на шею разноцветными лентами, с румяным лицом выглядела необычно красивой. Сын Самуся не сводил с Леси глаз. Она периодически тоже переводила на него свой взгляд, улыбалась. Он тоже ей улыбался. Внутри его что-то переворачивало. Он чувствовал, что она ему нравится, он ее может полюбить.

      В кухне закачался, выгибаясь пол, затарахтели каблуки, упал стакан,