Такая разная любовь. Любимые произведения русских классиков (сборник). Отсутствует

и снова заговорила, легко так:

      – Вдруг – помер. Ночью было, я только ушла от него, а он ка-ак грохнется на пол, – только и житья! Вы – квасом торгуете?

      – Квасом.

      – От себя?

      – От хозяина.

      Она подвинулась поближе ко мне, говоря:

      – Вы мною, молодой человек, не брезгуйте, теперь уж я не заразная, спросите кого хотите в улице, все знают!

      – Я не брезгую.

      Положив на колено мне маленькую руку со стертой кожей на пальцах и обломанными ногтями, она продолжала ласково:

      – Очень я благодарна вам за Леньку, праздник ему сегодня. Хорошо это сделали вы…

      – Надобно мне идти, – сказал я.

      – Куда? – удивленно спросила она.

      – Дело есть.

      – Останьтесь!

      – Не могу…

      Она посмотрела на сына, потом в окно, на небо и сказала негромко:

      – А то – останьтесь. Я рожу-то платком прикрою… Хочется мне за сына поблагодарить вас… Я – закроюсь, а?

      Она говорила неотразимо по-человечьи, – так ласково, с таким хорошим чувством. И глаза ее – детские глаза на безобразном лице – улыбались улыбкой не нищей, а человека богатого, которому есть чем поблагодарить.

      – Мамка, – вдруг крикнул мальчик, вздрогнув и приподнявшись, – ползут! Мамка же… иди-и…

      – Приснилось, – сказала мне она, наклонясь над сыном.

      Я вышел на двор и в раздумье остановился, – из открытого окна подвала гнусаво и весело лилась на двор песня, мать баюкала сына, четко выговаривая странные слова:

      Придут Страсти-Мордасти,

      Приведут с собой Напасти;

      Приведут они Напасти,

      Изорвут сердце на части!

      Ой беда, ой беда!

      Куда спрячемся, куда?

      Я быстро пошел со двора, скрипя зубами, чтобы не зареветь.

      Счастье

      «…Однажды счастье было так близко ко мне, что я едва не попал в его мягкие лапы.

      Это случилось на прогулке; большая компания молодежи собралась знойной летней ночью в лугах, за Волгой, у ловцов стерляди. Ели уху, приготовленную рыбаками, пили водку и пиво, сидя вокруг костра; спорили о том, как скорее и получше перестроить мир, потом, устав телесно и духовно, разбрелись по скошенному лугу, кто куда хотел.

      Я отошел прочь от костра с девушкой, которая казалась мне умной и чуткой. У нее были хорошие, темные глаза, в ее речах всегда звучала простая, понятная правда. Эта девушка смотрела на всех людей ласково.

      Мы шли тихонько, бок о бок; под ногами у нас скрипели, ломаясь, срезанные косою стебли травы, из хрустальной чаши неба, опрокинутой над землею, изливалась хмельная влага лунного света.

      Глубоко вздыхая, девушка говорила:

      – Как хорошо! Точно африканская пустыня, а стога – пирамиды. И жарко…

      Потом она предложила сесть под стог сена, в круглую тень, густую, как днем. Звенели кузнечики, вдали кто-то заунывно спрашивал:

      Эх, зачем ты изменила мне?

      Я стал горячо рассказывать девушке о жизни, знакомой мне, о том, чего я не понимал, но – вдруг она, тихонько