…И вечно радуется ночь. Роман. Михаил Лукин

кто-то остался доволен этим, но мне эти скупые слова ничего не сказали о моём соотечественнике. Там, ни в книгах, ни в газетах, не было даже его фотографии, и всё оттого, что дочь его, якобы, не велела!

      А, ерунда, тираж почти распродан, но нужно думать о следующем – там уж можно и фотографию поместить.

      За что можно ещё мне ухватиться? Мы оба русские, занесённые судьбой на далёкую чужбину – уже любопытно, однако, само по себе не может служить поводом для интересного материала: несколько тысяч русских, тех, кто всё ещё ощущает себя таковыми либо тех, кто уж начинает подзабывать родной язык, вследствие малой возможности пользоваться им, и так можно наскрести здесь на севере. Вряд ли это представляет трудность ибо зачастую мы хотели бы оставаться в том климате, где родились, хоть бы и вне Родины. Что ещё? Талант и множество его поклонников! Что ж, возможно, это было бы интересно. Я делаю статью о русском литераторе, о талантливом человеке, незаурядной личности, и сам становлюсь таким образом близким к небожителям. Я не тщеславен, нет, но мне нужна какая-то личная выгода, собственный интерес – кто упрекнёт меня в этом, тот никогда не любил своё дело настолько, чтобы получать от него удовольствие. Не деньги, нет, нечто, что может заинтересовать, возжечь любопытство.

      – Вы оба – русские, да, – говорит Гротт, будто бы докопавшись до моих мыслей, – разве ж это не повод?

      – Не повод, дружище, – отвечаю я, – говорю тебе, ему до колик надоела русская речь, вот он забрался от неё как можно дальше в глушь, сидит себе там да посмеивается! Никто не может быть уверен в себе настолько, чтобы избежать подозрений в самонадеянности.

      Пожалуй, из моих уст такая отговорка походит на усмешку, ни больше, ни меньше, оттого редактор принимается давить на меня исходя из негласных правил субординации:

      – Думаю, редакционное задание, связанное с командировкой и соответствующим гонораром было бы неплохим поводом изменить своё мнение… – произносит он с совершенно серьёзной миной на лице.

      Гонорар, ах да! Несомненная попытка достучаться до моего далеко не богатого звонкой монетой творческого кармана; на кону серьёзный куш, вот что, и попросту нет такого человека, который смог бы выполнить это задание. Всё серьёзно, без дураков – звёзды сошлись так, что я вытянул тот счастливый билет, что поможет мне обрести некоторое финансовое благополучие.

      – О чём тут можно ещё думать, дружище! – кричит Гротт мне прямо в лицо. – Это серьёзный заказ и серьёзная работа, куда как серьёзнее, чем ты делал прежде, даже и сравнивать нечего. Политика теперь интересует всех постольку поскольку, все как с цепи сорвались – подавай им этого русского и всё тут, подавай им человека «не от мира сего»! Вот какова нынче мода! За модой страсть все как следуют теперь – в скорости, помяни моё слово, будет мода воевать, убивать и калечить тварей божьих, все будут делать так, оправдываясь прочитанным журналом…

      О,