Мертвое озеро. Николай Некрасов

и взгляды актрис за кулисами, которых она не брала на себя труда объяснить. А поспешность, с которою Дашкевич оставил ее вчера утром, не дав положительного ответа, куда он так торопится, подтверждала слова Калинского. В глазах потемнело у Любской, и она, как статуя, оставалась в неподвижности. Ничего не может быть ужаснее в жизни женщины, как узнать о торжестве своей соперницы, сознать его, и, к довершению всех мучений, перед множеством людей, которые, как докучливые комары в летний жаркий день, кусают вас со всех сторон своими ядовитыми насмешками, и нет средств укрыться от них: они найдут место пропустить свое жало.

      Недоумение Любской недолго продолжалось. Она поспешно оделась и явилась на репетицию. Это присутствие духа и смелость явиться в такую минуту за кулисы доказывали, каким характером обладала Любская. Она знала обычай Ноготковой на другой день именин являться на репетицию, даже если она не участвовала в ней, во всем, что было подарено ей, а в случае и куплено самою, но выдано за подарки. И не ошиблась: она застала Ноготкову разряженную как куклу; толпа актрис и актеров разглядывала ее наряд и хором хвалила всё. Несмотря на быстрый переход от утреннего света к темноте сцены, Любская тотчас же заметила массивный браслет на руке своей соперницы, которая с убийственною улыбкою поправила его.

      Как ни считала себя Любская выше мира, в котором находилась, однако колени у ней задрожали, когда она увидела браслет, переходящий из рук в руки актеров и актрис. Последние восклицали:

      – Да, счастливая!.. Да, весело!.. Да, девицы!..

      – Не правда ли, хорошенькая вещица? – спросил ее актер с бесчисленными бородавками на лице.

      Любская выхватила у него браслет и готова была бросить его в темный оркестр; но восклицания присутствующих образумили ее; дрожа всем телом и силясь улыбнуться, она осталась с поднятой рукой, как бы любуясь браслетом издали, и потом молча вручила его актеру с бесчисленными бородавками, который спросил:

      – Ну что, хорош?

      Любская молча кивнула ему головой.

      – Надпись есть.

      И актер с бесчисленными бородавками громко и торжественно прочел:

      Завистниц имела,

      Соперниц не знала.

А. Д.

      Любская почувствовала в эту минуту прикосновение чьей-то руки: то был Остроухов, приближения которого она не заметила. Остроухов тихо шепнул ей:

      – Иди отсюда: ты не вынесешь этой пытки.

      Любская кинулась в темную кулису и, прислонясь к ней, тихо зарыдала.

      – Тише, ради бога, тише: ты им подашь еще более поводу тешиться над собою.

      Любская пугливо огляделась и дрожащим от гнева голосом спросила:

      – Все знают?

      – К несчастью, ты узнала последняя.

      – Как?! – с ужасом и негодованием воскликнула Любская. – Неужели всё было ложь?

      – Как видишь, – грустно отвечал Остроухов.

      – Вы знали прежде?

      – Да.

      – Зачем же мне ничего не говорили?

      – Ты так гордо держишь себя с нами, то есть с Федей.

      – Он здесь? Боже, где он? – пугливо воскликнула Любская.

      – Его здесь