Мертвое озеро. Николай Некрасов

куда я ее пристрою?

      – А отчего она не может быть прачкой аль горничной? чем мы хуже ее? Не в свои сани садишься!

      Прачка тяжело вздохнула и с покорностью отвечала:

      – Олена Петровна, ведь я ей мать. Ну как не пожелать своему детищу счастья?

      – Великое счастье – кривляться! – с презрением воскликнула горничная и вслед за тем грубо прибавила постучавшемуся в дверь: – Ну, кого еще несет?

      Дверь раскрылась: показалось лоснящееся лицо небольшого мужчины средних лет, опрятно одетого.

      – Ах, Семен Семеныч! – передернув плечами, закатив под лоб свои пепельного цвета глаза и заморгав быстро ресницами такого же цвета, нежно воскликнула горничная.

      Семен Семеныч был камердинер Калинского. Он с утонченного учтивостью расшаркался с горничной и с прачкой, у которой осведомился о здоровье мужа, на что получил ответ:

      – А что ему, батюшка, делается! лежит себе да возится с негодными котами.

      – Ваша барыня спит? – спросил, улыбаясь, Семен Семеныч.

      – Хороша барыня! – насмешливо отвечала горничная и с любопытством спросила: – А вам на что, Семен Семеныч?

      – Вот-с!

      И Семен Семеныч показал письмо, лукаво улыбаясь.

      – Ну уж… право… вы ведь знаете, как она мне грозила, если я буду с вами знакома.

      – Ничего-с! тут вот-с насчет ихней Катеньки сказано-с!

      – Ах, боже ты мой, родной, ну как его милость… – завопила прачка.

      – Ну что горланишь! – сказала горничная и, закатив глаза, обратилась к Семену Семенычу: – Вы уверены, что из этого письма ничего не выйдет?

      – Не извольте сумлеваться: я лукавствовать с вами не стал бы, – отвечал Семен Семеныч и подал горничной небольшой из серой бумаги мешок, сказав нежно: – Не угодно ли полакомиться, Елена Петровна?

      – Ах-с, я и так бы… зачем? – жеманясь, проговорила горничная.

      Семен Семеныч, вскрыв его, поднес горничной, лукаво глядя на нее, и сказал:

      – Отведайте: по вкусу ли?

      – Что это, ах… как это можно… какой вы, право! – радостно восклицала горничная, схватив мешок. И, вынув из изюма кольцо с бирюзой, она надела на свой костлявый длинный палец.

      – Золото-с, с настоящей бирюзой-с! – проговорил Семен Семеныч.

      Дверь в сени с шумом раскрылась: ввалился чрезвычайно высокий мужчина в фризовой шинели и басом прокричал:

      – Завтра репетиция «Дочери-преступницы», в одиннадцать ровно!

      – Ну что вопишь, словно режут!

      – Да ведь надо же, так требуется, Олена-матушка.

      – Ну, мужлан!

      – Дай водочки!

      – Как же! здесь не кабак.

      – Ишь, злая!

      И подразнив горничную, высокая фигура с шумом скрылась. Затем явился краснощекий молодой человек с приятной улыбкой, одетый очень чисто, с узлом под мышкой. Вежливо раскланявшись с горничной и со всеми в кухне, он скоро пробормотал:

      – Насчет-с герцовских платьев!

      – Спят, – отвечала горничная.

      – Я подожду-с: нужно примерить-с.

      – Поздно