Камень соблазна. Николя Бюри

зрителя. В его сторону полетели первые оскорбления. То и дело улыбаясь, он, похоже, встречал колкости добродушно, даже с признательностью. Я посмотрел на Ги, и он меня узнал. Под шиканье и свист названный Сервет с восторженным видом покинул зал.

      Раздраженный профессор завершил урок и, яростно воткнув в труп нож, вышел.

      Когда студенты разошлись, я отправился в отхожее место и наткнулся на Сервета. Он стоял в расслабленной позе, подпирая стену, и с довольным видом курил пенкову трубку, выпуская мелкие колечки дыма.

      – Ну, и как? – тягучим голосом спросил испанец.

      – Чего ты хочешь?

      – Неплохую я устроил заварушку, а?

      – Я не уверен, что правильно тебя понял.

      – Вот повод поговорить об этом. Пойдем к арагонцам.

      – Нет, не сегодня, вечером мне надо приготовить урок о Троице…

      – Ага-а, Троица! – нараспев произнес Сервет. – Давай вместе поговорим о Троице.

      Испанец буравил меня взглядом так, словно вызывал на спор вплавь преодолеть Сену. Это мне понравилось. В конце концов, обращая инакомыслящих, я мог бы продолжать собирать сведения для Беды.

      Он хотел, чтобы я называл его Мигель. Войдя в маленькую таверну, он спросил, почему он не видел меня раньше. Не имея причин чего-либо скрывать, я сказал, что учусь в коллегии Монтегю.

      – А знаешь ли ты, Жан, что в Писании даже не упоминается о Троице? Знаешь ли ты, что это совершенно неудобоваримое блюдо, рецепт которого постоянно меняется?

      – Мне не нравится твой наглый тон. Три в одном! В это нужно уверовать раз и навсегда! Один, Бог один, единая субстанция и три лица.

      – Погоди! Если я не ошибаюсь, получается уже четыре. Четверица! – рассмеялся Сервет.

      Решительно, таверны словно созданы для того, чтобы притягивать неприятности.

      – Тс-с, не так громко, – прошептал я. – Послушай Мигель, вот уже тысяча двести лет, как три в одном является непререкаемым постулатом нашей веры. Его можно пояснить, в Новом Завете есть место…

      Сервет оборвал меня:

      – Нет, нет, в своем издании Эразм убрал это место, это фальшивка!

      – Мигель, сей догмат является основой христианского вероучения! Как без него определить, кто такой Христос, – человек или Бог?

      – Да ладно тебе! Троица – это плод фантазии одного из прошлых церковных соборов. Прежде чем стали придумывать догматы и писать труды, дабы объяснить, что является истиной, вера жила в сердцах и была едина. Из-за этого неудобоваримого учения верований стало столько, сколько есть людей.

      – Нет, нет, Троица это сама вера! И она едина.

      – А я тебе говорю, что вот уже тысяча двести лет христиан насильно кормят гнилым салатом, а Папа, защищающий эти враки, является самым гнусным животным и самым наглым сукиным сыном!

      Все, кто нас окружал, умолкли. Необычайно довольный, Мигель улыбнулся.

      – Настанет день, когда ты останешься один на один с твоим заблуждением, – сказал я ему.

      Я