Камень соблазна. Николя Бюри

тот самый Жан Ковен, который злится, когда при нем вышучивают Крест.

      Я сдержанно улыбнулся:

      – Это было три года назад. Но кто вы?

      – Франсуа Рабле.

      Он поздравил меня с успешным выступлением.

      – Я хотел дослушать до конца, но тут стали падать лютеране… В Египте падали лягушки…

      Рабле сказал, что он пришел к Беде, чтобы получить imprimatur, дозволение издать маленькую забавную книжечку, которую он написал.

      – Но зачем вам идти к этому торговцу жареным мясом?

      – Его отказ необходим для того, чтобы я мог предпринять ответные шаги, мой мальчик. Я должен побывать у этой свиньи, прежде чем обращусь к своим покровителям. А ты?

      – Я… Не знаю, я покидаю Монтегю, хотя мне и очень жаль.

      – Ты рассчитываешь стать священником?

      – Отец этого не хочет, он хочет, чтобы я изучал право.

      – Вот как? – удивился Рабле. – Что ж, это удача, ты сможешь научиться красноречию и аргументации.

      – О, мне предстоит изучить, как создаются законы и как их применяют, дабы обманывать простых людей. Отец хочет, чтобы я стал вором, как и он.

      – Похоже, за твоими словами скрывается нечто значительное, и это мне нравится.

      – Не обманывайтесь. Я чувствую себя жалким трусом.

      Он пожелал мне удачи.

      В эту минуту в сыром подвале, подвешенный за руки, Ги Клоке вопил от боли. Английский мастиф остервенело грыз его члены.

      – Отлично, собачка моя, кусай, кусай, Алисия!

      Тритемий Сегарелли подбадривал свою собаку.

      В коридорах университета в Бурже бурлила толпа: шли первые дни нового академического года. Сидевший за столом секретарь с переменным успехом отражал натиск осаждавших его студентов, жаждавших быть зачисленными к членам коллегии профессоров, набиравших себе учеников на 1531 год. Попав в толчею и получив несколько тумаков, я решил отойти в сторону. Мне совершенно не хотелось вступать в драку ради того, чтобы пробраться к секретарю. Молча взирая на соперничество, превращавшееся в заурядную потасовку, я заметил в конце коридора необъятного человека, высоченного, с необхватной тали ей, одетого в бархат и просторные пестрые шелка, с длинными, скрученными в жгуты черными волосами; за ним семенили несколько соискателей докторской степени. Сей султан, напоминавший Сулеймана из фарса, остановился возле нас. Один из студентов повелительным тоном объявил:

      – Тихо, мокрицы! Перед вами сам Андреа Альциати, слушайте его.

      Альциати выхватил из рук молодого человека кипу листочков и, потрясая этой кипой, заговорил. В его громоподобной речи явно слышался итальянский акцент:

      – Вот вы, все, кто претендует на привилегию учиться в этих стенах, изучать право, науку находить аргументы, то есть царицу наук и будущее современной теологии, что вы можете сказать, чтобы выиграть ваше дело? У меня всего два места, и не больше!

      Студенты замерли, словно каменные изваяния.

      – Вот ты, – спросил Альциати какого-то молодого человека, – скажи, что такое право?

      – Это…