Неизвестное о Марине Цветаевой. Издание второе, исправленное. Елена Айзенштейн

годовщина

      Союза – верней любви.

(«Стол», №2)

      Стол выступает символом поэтического творчества. «Мой четвероногий друг»149, – отмечает Цветаева в тетради, работая над первым стихотворением цикла, уподобляет свой стол псу и слону. Первое дает товарищество, верность службы, второе – выносливость, устойчивость. В черновом, рабочем варианте Цветаева, подчеркивая надежность творческого стола, написала:

      Стол: якорь, оплот и грунт —

      Стол, стойкий во весь мой бунт?150

      Творчество – охрана, защита, земля поэзии, остров одиночества. В окончательном тексте стихотворения стол сравнивается со шрамом, с уродливой отметиной. Вероятно, Цветаева вспоминала некрасивого, прекрасного Сирано де Бержерака Ростана, которого примерно в те же дни, 19 июля 1933 г., упомянет в письме к Рудневу, когда будет писать о Ходасевиче: «Мы из одной семьи, Monsieur de Bergerac»151, – подразумевая семью поэтов, духовное единство поколения Серебряного века152. Стол Цветаевой – «вьючный мул», несший «поклажу грёз» – не снисходил до века, до его преходящих ценностей; был «строжайшим из зерцал», неподдельным отражением переживаний художника, преградой мирским соблазнам, радостям и низостям. Творчество – «дубовый противовес / Льву ненависти, слону / Обиды» – метафора неприятия века, разлада с действительностью, символ силы и одиночества. «Заживо смертный тес» ремесла не давал жить земной жизнью, но менялся, «большал», «ширел», чтобы вместить все, требовавшее словесного воплощения. От категории малого пространства Цветаева переходит к категории географической. Стены дома исчезают, а дом души становится равным земному шару. Кант столовой скатерти превращается в прилив лирической волны. Подобно тому, как на сухой пустынный пляж набегают волны, на поэта обрушивается лирический прилив, море лирики. Чтобы передать силу творческого зова, Марина Цветаева рисует очеловеченные образы стола: отбивал «Как Шах / Красавицу / Изменницу»; «как Маг / Сомнамбулу»; «как бог / избранницу»153. «…как Шах – / Беглянку», – оставляет она в окончательном тексте. Борьба с бытом непроста, она несет рубцы душевных ран, превращающиеся горящие столбцы слов: именно столбцами располагала Цветаева слова в тетради:

                                    Битв рубцы

      Стол, выстроивший в столбцы

      Горящие: жил багрец!

      Деяний моих столбец!

      Каждый столбец лирики вырос из живой правды чувств, каждая строка написана «чернотою крови, не пурпуром чернил» (I, 534) и воплощает огонь чувств, душевный жар – Неопалимую купину души поэта. Вот как выглядит поиск слова в заключительном стихе, где поэт уподобляет свою плоть древесному стволу:

      Так будь же благословен —

      Лбом, локтем, узлом колен

      Испытанный, – как пила

      В ^ствол / ^плоть / ^кость / грудь въевшийся – край стола!154

      Среди отвергнутых

149

РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 22. С. Ельницкая в статье «О некоторых особенностях цветаевского антигастрономизма» отметила интертекстуальную связь между стихотворением А. С. Пушкина «К Моей Чернильнице» (1821) и циклом Цветаевой «Стол». Статьи, с. 183.

150

РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 17 об.

151

МВР, с. 27.

152

О влиянии Державина и Пушкина на Цветаеву в период создания цикла «Стол» см. в кн.: С. Ельницкая. Статьи, с. 182—183.

153

РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 17 об—19.

154

РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 29.