Сердцебиение (сборник). Николай Еленевский

эти мешки с песком, кто где, с ними ведь не очень-то разбежишься, а ползти и вовсе несподручно, и пошли. Если бы без этих проклятых мешков, так и ближе подобрались бы.

      Слышно, как ротный кричит:

      – Броском до траншеи, броском! – и ругается жутко.

      А где ты поднимешься, когда над головой вжик да вжик, цви-и-ик да цви-и-ик: железные соловьи поют так – головы не поднять. Куда вперед, народ начал отползать обратно в свою траншею.

      Володин между нами бегает, пистолетом размахивает:

      – Подъем и вперед!! За Родину, за Сталина!!!

      Оно понятно, за выполнение приказа офицеры отвечают. Ох и трудно было подниматься!

* * *

      Взводный подбегает к пулеметному расчету:

      – Перебежками к холмику и оттуда прикрывать огнем цепь, патронов не жалеть!

      Матвеев подхватил пулемет, Яромчик магазины – и бегом туда, куда указал взводный. Пули дырявили шинели, а их не тронули. Добежали, быстро пулемет установили – и огонь! С другого фланга еще наш пулемет застрочил. Поднялись солдаты, побежали вперед. Немцы опять ка-а-ак дали, даже минометы затявкали. Снова рота легла.

      Целый час, а может, и больше мутузились, и ни на метр вперед. Уже окончательно стало светать. Над полем тишина, туман еще низинами колышется, как будто кто-то бродит в нем, что-то ищет.

      Сержант Матвеев, командир пулеметного расчета, крепкий, рослый такой сибиряк, говорит:

      – Непонятно, а наши где?

      Везде все тихо.

      Рассеялся туман. Впереди немецкая траншея виднеется, немцы там ходят, переговариваются. Все слышно, и с холмика видно их.

      Сержант шепчет:

      – Вот вляпались, Яромчик.

      – Ничего, помаленьку попробуем в землю зарыться. Потихоньку, так, чтобы немцы на нас внимания не обращали. Подумают, что это раненые копошатся. Зароемся и затихнем.

      Попятились они с вершины, начали окапываться. Холмик. Земля, что камень. Лежит на боку, торкает в нее лопаткой. Наколупает, отгребет и дальше. Стараются. Погибнуть зазря немудрено. Как ротный говорил, кто зазря погиб, тот не солдат. Солдат должен умирать с пользой. Сначала прикопали головы, уже веселее на душе, а там чуток и поглубже. Долежали до темноты. Затем помаленьку начали отползать в свою траншею.

      Командир роты их увидел, удивился: «Как вы остались, как вы команды не услышали, что отступать приказано?»

      – Да вот не услышали, товарищ капитан!

      – Ладно, берите носилки и выносите раненых с этого проклятого поля.

      Ходят по полю, как по тому свету, шепчут: «Хлопцы, отзовись, есть кто живой?» Найдут, на носилки – и тащат в тыл. Человек шесть отыскали, перенесли в траншею. А так много набралось. Их начали дальше переправлять. А есть хочется, жуть. Перед атакой никто не ел. Если перед атакой поел да пуля в живот, шансов выжить никаких. Санитары и врачи предупреждали, что лучше всего в атаку натощак идти. Тоже веселого мало. Почти сутки во рту ничего.

      – Хлопцы, может, у кого какой сухарь завалялся?

      Дали… Жует его солдат, а он такой вкусный!

      Передневали. Все тихо. Немец не беспокоил, а нашим