Сердцебиение (сборник). Николай Еленевский

в гроб не вогнал!..

      Пес, уловив в его голосе простительные нотки, еще раз прошелся языком по щеке.

      Когда Петр собрался проверять охрану, к нему по устоявшейся за эти месяцы привычке привязался тестев Жук, страстный любитель ночных прогулок. Но Петр решил собаку не брать. Так он следом за машиной бежал, нашел и в кабину залез.

* * *

      Старик после некоторого молчания продолжает:

      – Ты мне, сынок, скажи этот «Джон Дир» на наших полях «дыр» или не «дыр»?

      Кооператив недавно приобрел, как все считают, супермашину – трактор «Джон Дир» со всем причитающимся к нему инвентарем. Появилась возможность, о которой раньше и не мечтали. Правда, в кредит влезли, себя в зарплате обокрали, но взяли.

      – «Дыр», отец, да еще как «дыр»! Он у меня всю посевную на себе волочет.

      – Хлопцев хороших на него посадил?

      – Хороших!

      – Я их знаю?

      – Да нет, из молодых.

      – А на мое поле кого послал?

      Своим полем он считал кусок земли, которую неимоверным трудом отобрал у леса и болота, прозванного в народе за свою топь Чернитово, в начале позапрошлого века прапрадед.

      На том поле и родился в 1912 году он, Николай Григорьевич. На том поле его отец, Григорий Яромчик, перерезав пуповину, завернул сына в полотенце, расшитое красными петухами, на котором в поле обедала семья, пел от радости и приговаривал:

      – Каб было поле ўрадлівым, а доля шчаслівай.

      Он смастерил колыбель, подвесил ее на березе рядом со своим полем. Жена над ней напевала:

      Ой сыночка люляю,

      Не хадзі шчасце з краю,

      А хадзі шчасце блізка,

      Да Міколкі ў калыску.

      Затем сунет мальцу в рот обманку – кусочек хлебного мякиша, прожеванного или примоченого в молоке и завернутого в чистую тряпицу, – а сама с серпом спешила кланяться полю.

      На том поле, когда Николаю перешло за десять лет, он проложил свою первую борозду. Тяговитый и спокойный Гнедько шел медленно, понимая, что за плугом совсем юный пахарь. Стриг ушами, ловил звонкий прерывающийся голос. Отец шагал рядом, иногда поправляя плуг. Через пару дней сказал: «Все, сынок, наука окончилась. Теперь давай сам. Испортишь – получишь бизуна». Помнит и теперь Николай Григорьевич, какой была первая борозда. Отец, почесав затылок, критически осмотрел ее, улыбнулся:

      – Худо не худо, а пахарь получится.

      На том поле Николай Григорьевич учил этой борозде и своих старших сыновей. Правда, младший, Петро, уже постигал эту науку в огороде. Но постиг всем на зависть. И сейчас с плугом ходит играючи.

      Сколько раз в тяжелые годы поле спасало семью Яромчиков своим колосом! И в войну, и после нее.

      Когда в 50-х оно отошло под колхоз, Николай долго не смог привыкнуть, что остался без земли. Так переживал, что чуть не слег. Все последующие годы ездил туда, смотрел, что и как растет. И не он один такой. Хороший мужик без земли, что улей без пчел. Одна видимость.

      Вот и теперь сердце ныло. Донимал сына вопросами:

      – Говори,