Небеса ликуют. Андрей Валентинов

к вертящемуся точилу огромный нож. Здесь, у входа в гостиницу, вечно крутится всякий люд: зеленщики и возчики поутру, разносчики и торговцы – ближе к полудню. Кажется, настал час точильщиков.

      – Вострю-полирую! Эй, синьор, а не затупилась ли у вас шпага?

      Лицо точильщика тонуло в вечерней тени. Рукам повезло больше – на них как раз падал свет из окна. Я мельком отметил, что у ножа приметная рукоятка – костяная, с углублениями для пальцев и двумя большими медными заклепками.

      – Так как насчет шпаги, синьор? Шпаги-палаши-кинжалы вострю-полирую!

      Я покачал головой и взялся за рукоять двери. Поздновато же чернобородый ищет клиентов! Или его клиентура как раз ночная?

      – Ножи-заточки – друзья средь темной ночки! Плати байокко – навострю на два срока!

      Да он весельчак!

* * *

      Громкий голос шевалье дю Бартаса был слышен даже в конце коридора. Первая мысль оказалась не из самых удачных: наш хозяин, отчаявшись получить долг, велел принести «испанский сапог» прямо в номер.

      Бурбон, Марсель увидя,

      Своим воякам рек…

      Слава Господу в вышних, ошибся. Доблестный шевалье всего-навсего распелся.

      О, Боже, кто к нам выйдет,

      Лишь ступим за порог?

      То спуски, то подъемы,

      Ах, горы не легки!..

      Я постучал и заглянул в комнату. Шевалье дю Бартас восседал за столом, пустой кувшин приткнулся к ножке стула, кубок – тоже пустой – стоял вверх донышком, наводя на грустные мысли.

      Дошли, но даже дома

      Свистели в кулаки!

      Стась Арцишевский, когда мы с ним в очередной раз дегустировали aqua ardiente, рассказывал, что пушкарям перед залпом следует открыть пошире рот, дабы не оглохнуть. Я уже собрался последовать его совету, но песня смолкла, и я так и не узнал, что стало дальше с вояками славного принца Бурбона.

      – Ужинали, синьор дю Бартас?

      Его вздох напоминал отзвук дальней канонады, и я невольно посочувствовал славному шевалье. Кажется, не только солдатам принца довелось свистеть в кулак.

      – Тогда я закажу ужин прямо сюда, а вы пока расскажете.

      – О, мой дорогой друг! – прочувствованно воскликнул дю Бартас. – Поистине вы меня спасаете от лютой смерти, ибо наш каналья хозяин окончательно потерял всякий стыд и определенно решил заморить меня голодом. Ну почему в этом городе никто не дает в долг? Mort Dieu! Проклятые итальяшки! Хуже них – только испанцы, будь они трижды…

      Тут он взглянул на меня и осекся.

      – То есть, мой дорогой де Гуаира, я ни в коем случае не имел в виду вас…

      Меня?

      – Извините, ради Бога, сам не знаю, как это язык повернулся…

      Я понял. Акцент! Я ведь тоже говорю с кастильским акцентом, как и бедняга де ла Риверо!

      – Я не испанец, синьор дю Бартас. И даже не португалец.

      – Правда? – Голубые глаза засветились радостью. – О, мой друг, поистине это хорошая новость! Ma foi! Вы мне дороги, будь вы даже гололобым турком, но то, что вы не поганая испанская собака, – это отличная новость!

      Я невольно сглотнул. Поганая испанская собака, гололобый турок, английский еретик, итальяшка,