Прерванное молчание. Катя Райт

с тобой случилось, Эрик? – я не стал скрывать удивления. Пусть знает, что я живой человек, а не напичканный психиатрической литературой автомат.

      – С годами методы не меняются, – хмыкнул он, указывая на сигареты, словно и не слышал моего вопроса.

      Ничего, парень, мне не сложно, я могу повторить – не сломаюсь.

      – Что у тебя с лицом? – снова спросил я.

      – Не надо разыгрывать удивление, Миллер! – бросил он, закуривая.

      – Я не разыгрываю.

      – Значит, ты хреновый психиатр – не подготовился к встрече. Все предыдущие были в курсе. Кстати, мой адвокат тоже в курсе. Она что тебе не сказала? – сарказм сочился из него как яд из зарубки на стволе отравленного дерева.

      Я решил не реагировать на злобные выпады и продолжал гнуть свою линию.

      – Не сказала. Так что произошло?

      – Что произошло? – он подошел, сел на стул напротив меня, положил руки на стол и, не сводя с меня своих глаз цвета хаки, продолжил. – Я пристрелил своего отца семь лет назад. Ты что забыл, Миллер?

      Уважение теперь не было его коньком. Я утвердительно кивнул, потом посмотрел на его руки.

      – Эрик, почему ты снова сделал это? – я указал на перебинтованные запястья.

      Он посмотрел на меня в упор, но ничего не ответил.

      Смотреть ему в глаза было очень тяжело – он буквально расстреливал меня взглядом, пригвождал к стулу, и как ни старался, я не мог справиться с этим ощущением. Спустя несколько мгновений, Стоун посмотрел на свои руки и снова встал.

      – Ерунда! Бесполезно! – теперь в его голосе я слышал разочарование.

      Мы молчали еще некоторое время. Эрик курил одну сигарету за другой и периодически недоверчиво поглядывал на меня. Да, он вырос и превратился из напуганного молчаливого мальчишки в эдакого крутого парня, который за словом в карман не лез. Все это не очень вязалось у меня с тем, что я видел пять лет назад, но зато теперь внешний образ начал приближаться к тому, чем этот парень был на самом деле, быстро разрушая ненужные иллюзии. Теперь все, кажется, было правильно: убийца должен быть злым, грубым, и этот шрам на лице отлично дополнял общую картину. Давай-давай, Эрик, так держать, думал я, кто бы сомневался, что так все и будет!

      – Честно говоря, я не очень понимаю, о чем с тобой сейчас говорить. Предполагаю, что не о Хемингуэе, – ехидно усмехнулся я. – Но, может, ты мне скажешь, так, для галочки, что-нибудь изменилось в твоем желании помочь себе?

      – Нет.

      – Отлично, тогда мне здесь делать нечего, – быстро заключил я и начал собирать вещи. Однако Эрик решил, кажется, продолжить беседу.

      – Тебе нравится? – спросил он.

      – Что? – не понял я.

      – Тебе нравится, Миллер? – он указал пальцем на свое лицо.

      – Нравится? О чем ты?

      – Ты думаешь, я хорошо выгляжу? Вы все говорите, что я красивый. Это красиво, ты думаешь?

      – Нет, –