Уроки милосердия. Джоди Пиколт

внутри, как королеву в башне Румпельштильцхена[7], но не для того, чтобы считать зернышки, а чтобы до утра превратить их в хлеб быстрого приготовления и сдобные булочки, которыми будут заполнены полки и стеклянные витрины.

      Я никогда не была душой компании, а сейчас вообще активно ищу одиночества. Такое положение вещей подходит мне как нельзя лучше: я работаю в одиночестве, а Мэри – «лицо» нашей булочной, в ее обязанности входит поддерживать беседы с посетителями, чтобы им захотелось вернуться к нам. Я прячусь.

      Печь хлеб для меня – способ медитации. Я получаю удовольствие от того, что режу пышное тесто, на глаз определяю нужное количество, отмериваю на весах правильную порцию, чтобы получилась идеальная буханка домашнего хлеба. Мне нравится, как извивается у меня в ладонях колбаска багета, когда я ее раскатываю. Нравится, как «вздыхает» булка с изюмом, когда я первый раз ударяю по ней кулаком. Нравится шевелить пальцами ног в сабо и крутить из стороны в сторону головой, когда шея затекает. Нравится знать, что никто не позвонит по телефону, никто не помешает.

      Я уже вовсю занята замешиванием сорока килограммов теста, которое готовлю каждый вечер, когда слышу, как Мэри возвращается со своих садовых работ и начинает запирать магазин. Я споласкиваю руки, стягиваю шапочку, которой всегда прикрываю волосы, когда работаю, и иду ко входу в магазин. Рокко как раз застегивает «молнию» на своей мотоциклетной куртке. Через зеркальную витрину я вижу пересекающую багряное небо зарницу.

      – До наступления «завтра»! – прощается Рокко. – Если во сне не умрем мы. Достойный конец.

      Я слышу лай и понимаю, что в булочной кто-то есть. Один-единственный посетитель – мистер Вебер из моей группы психотерапии со своей крошечной таксой. Мэри сидит с ним за столиком с чашкой чая.

      Завидев меня, он с трудом поднимается из-за столика и неловко кланяется.

      – Здравствуйте еще раз.

      – Ты знаешь Джозефа? – спрашивает Мэри.

      Группа психотерапии – как общество анонимных алкоголиков: нельзя никого «выдавать», пока не получишь разрешение этого человека.

      – Встречались, – отвечаю я, встряхивая волосами, чтобы закрыть лицо.

      Его такса, сидящая на поводке, подходит ближе, чтобы лизнуть пятнышко муки на моих штанах.

      – Ева! – одергивает ее старик. – Как ты себя ведешь!

      – Ничего страшного, – говорю я, с облегчением опускаясь на колени, чтобы погладить собаку. Животные никогда не станут на тебя таращиться.

      Мистер Вебер надевает на запястье поводок и встает.

      – Я вас задерживаю, – извиняется он перед Мэри.

      – Совсем нет. Мне нравится ваша компания. – Она смотрит на заполненную на три четверти чашку старика.

      Не знаю, кто меня дернул за язык… В конце концов, у меня полно работы. Но уже начался ливень – дождь стеной. На стоянке всего два транспортных средства: «харлей» Мэри и «Тойота Приус» Рокко, а это означает, что

7

«Румпельштильцхен» – сказка братьев Гримм о дочери мельника и злом карлике, способном прясть золотые нити из соломы.