Уходи с ним. Аньес Ледиг

ничего не значит. В итоге я задаюсь вопросом, что он, собственно, имел в виду.

      Почему он так сдержан? Вообще-то я не кусаюсь.

      На мой взгляд, бумаг ему еще на некоторое время хватит. Иду повидать Ромео.

      – Вы не спите? – спрашиваю я.

      – Нет. И вы тоже?

      – На дежурстве редко удается поспать.

      – А кажется, все спокойно.

      – Это может перемениться в любую секунду. Представьте себе, что у вас остановка сердца, а я сплю?

      – Нет, что-то мне не хочется такого представлять.

      – Да я просто к примеру. Вы хорошо себя чувствуете?

      – Нормально. Вот со сном не очень. Достало, что не могу повернуться. А я всегда спал на боку. Согнув ноги.

      – В позе зародыша?

      – Именно. А еще, что не могу вдохнуть свежий воздух, увидеть солнце, бегущие тучи, летающих птиц, почувствовать кожей ветер. Даже дождь, ливень, под которым вымокнешь за несколько секунд. Вот чего мне не хватает.

      – Вы скоро снова все это почувствуете. Совсем скоро.

      Я улыбаюсь и беру его за руку. Сейчас это единственное, чем я могу его утешить. Он знает не хуже моего, что нужно время и в больнице он останется надолго, не говоря уже о последующей реабилитации. На большую лестницу он полезет еще очень нескоро. Если когда-нибудь полезет.

      – И потом, меня уже так давно никто не брал за руку. Меня не осмеливаются трогать, и подходят-то с опаской. Мой вид поистине страшен, у меня такое ощущение, что люди боятся травмировать меня еще больше.

      – Хотите немного ласки?

      – Ласки?

      – Free hug, по-английски. Чтобы я вас обняла?

      – Это входит в ваши профессиональные обязанности?

      – Это входит в мою персональную компетенцию.

      – А вы имеете право?

      – Лучше бы мой коллега нас не видел, иначе он будет читать мне нотации до самого утра, но вам это может пойти на пользу…

      – Мне бы очень хотелось…

      Я стараюсь, как могу, обнять его. Приподнимать его сильно нельзя, но мне удается подсунуть руку под его плечи. Я мягко прижимаю его к себе, не говоря ни слова. Hug в тишине, нарушаемой только ритмом биения сердца, который слышен из монитора и предательски ускоряется. Мы так и остаемся добрых минут пять. Мгновениями я чувствую, как он вздрагивает. Он плачет. Имеет право.

      Потом я отстраняюсь и смотрю на него.

      – Думаю, что на самом деле это должно быть частью профессиональных обязанностей медсестры как крайне эффективное средство, – говорит он.

      – Я не с каждым так обращаюсь.

      – Значит, мне повезло.

      – Мне тоже. Вы прикованы к больничной койке, весь переломанный после серьезного несчастного случая, и при этом говорите, что вам повезло. По мне, так это маленькая победа.

      – Только когда вы здесь.

      Я ограничилась улыбкой и ушла, думая о том, что мне сказал Гийом. Не надо слишком привязываться.