«Что в имени тебе моем…». Эфраим Баух

закружила между двух смертельных стен, ибо одна палаческая «стенка» шла на другую.

      То, что я, подобно насекомому, сумел уцелеть в этом тотальном уничтожении человекоподобных, несомненно, принадлежит чуду.

      Стрелковое оружие не знало отдыха.

      Дымовая труба не могла спасти, ибо стала трубой крематория, в котором конвейерным способом сжигались миллионы моего «малого народа».

      Техническая изощренность в деле массового производства смерти, несомненно, принадлежала немцам, а обычное примитивное уничтожение – душегубам без роду и племени в гибельных лежбищах Гулага.

      Именно там обнаружился и стал понятным, удивляющий по сей день, феномен: любовь заложников к своим палачам. Видишь свою жизнь в этих пальцах на спусковом крючке или крюке, запирающем крематорий.

      Ненависть и комплекс неполноценности – две стороны одной медали, которую можно выдать каждому антисемиту в мире.

      Но отношение евреев светских к своим глубоко религиозным братьям несет тот же скрытый палаческий элемент, правда, с примесью мук неудобства: еврей-антисемит.

      В этом ларчике можно найти некоторые, пусть неполные, но все же объяснения глобальному характеру антисемитизма. Это, в первую очередь, смертельная ненависть третьего мира к Западу, опередившему этот мир на десятки лет, а к евреям – как ядру этого Запада, которых убивали, гноили, гнали с Востока, а они не только выжили, но и создали теорию относительности, ядерное оружие, причем, по обе стороны конфронтации, бионику, лекарства.

      Мозг существа, ищущего объяснения всем своим бедам не в себе, а чужаке, просто сжимается от такого невероятного противоречия: вот же, горстка людей в мире, а во второй половине прошедшего столетия на пятачке земли, и невозможно их стереть с лица земли, из памяти и Истории мира.

      Эта страна – узкой полоской с севера на юг вдоль Средиземного моря – возникла вопреки всем законам реальности, вырабатывая в течение всего лишь более полувека особый вид мужества – жить под вечной угрозой, многажды усиливаемой арабской пропагандой, воспитанной на преувеличениях «Тысячи и одной ночи» и сказок Гарун аль-Рашида.

      Невероятные силы, идущие на нее, внезапно и к потрясению всего мира проваливались в развёрстую бездну – колосс нацистский, застрявший в песках Сахары, у Эль-Аламейна, колосс арабский с Насером во главе, колосс советский, рухнувший в одночасье, колосс иракский. Всё это кажется невероятным, как и чудо наполнения водой озера Кинерет в один сезон, как рухнувший в ту же бездну Садам, как обладающий всей мощью мира, рядом с которым выглядит букашкой фараон Рамсес, бывший военный министр США Рамсфельд, в своем слегка мятом костюме походящий на чиновника налогового управления, этакого всемирного мытаря.

      С первых дней пребывания в Израиле размышляя над всем этим, я с интересом следил за некоторой довольно немалой породой русских евреев, особого рода пессимистов, которые, едва ступив на эту землю с трапа самолета, уже заранее отвергали все, что их окружает.

      К ним явно были применимы