«Что в имени тебе моем…». Эфраим Баух

плесени этой насчитывалась не одна сотня лет.

      Город, одновременно эфемерный и реальный, так потрясший молодого Пастернака, приехавшего из бескрайних степей России и срединной Европы, отчуждался за окнами вокзала, уже покрываясь плесенью забвения.

      Странный нездешний звук, напоминающий вибрирующие звуки гавайской гитары, но более мягкие, заставил меня замереть на месте.

      Это была мелодия «Атиквы».

      Посреди сонного царства, пропахшего потом юных тел, сидел благообразный старик и извлекал мелодию гимна Израиля из гибко изгибающейся… пилы.

      Это могло показаться выдумкой, если бы не было правдой.

      Это странным образом венчало завершение моего присутствия в Венеции.

      И на этот раз при этих звуках ком встал у горла.

      Итальянские поезда необычны. То они быстро перебирают, как монах четки, пролетающие станции, то надолго замирают у какого-то полустанка.

      За окном пролетали, как бы пробуждаясь по ходу поезда, – Местре, Доло, Падова или Падуя: собор, утренняя пестрая суета, репетиция лошадиных гонок.

      Монтегротто: зябкая зелень ближних виноградников, зыбкая синева дальних гор.

      Баталия: замок с трехъярусным куполом – на горе, красная земля, терра роса, холмы, вприпрыжку бегущие вдоль дороги, медленно ползущие вдали.

      Эсте-Монселиче: замок на огромном утесе, рядом с городком; в центре, на площади, шатровый собор из красного сиенского камня.

      Ровиго.

      Феррара.

      Города мелькали, как стрелки на шахматных часах в блицтурнире.

      Идея книги, подобно слабому зародышу, под стук колес и промельк пространств обрастала плотью.

      Внезапно вспомнились слова одного из выдающихся французских постмодернистов Жиля Делёза: «Актуальное это не то, что мы есть, это, скорее, то, чем мы становимся… Настоящее, напротив, это то, чем мы перестаем быть…»