Собрание баллад. Василий Жуковский

скромный друг богов.

      Ему с крылатою мечтою

      Послал дар песней Аполлон:

      И с лирой, с легкою клюкою,

      Шел, вдохновенный, к Истму он.

      Уже его открыли взоры

      Вдали Акрокоринф и горы,

      Слиянны с синевой небес.

      Он входит в Посидонов лес…

      Все тихо: лист не колыхнется;

      Лишь журавлей по вышине

      Шумящая станица вьется

      В страны полуденны к весне.

      «О спутники, ваш рой крылатый,

      Досель мой верный провожатый,

      Будь добрым знамением мне.

      Сказав: прости! родной стране,

      Чужого брега посетитель,

      Ищу приюта, как и вы;

      Да отвратит Зевес-хранитель

      Беду от странничьей главы».

      И с твердой верою в Зевеса

      Он в глубину вступает леса;

      Идет заглохшею тропой…

      И зрит убийц перед собой.

      Готов сразиться он с врагами;

      Но час судьбы его приспел:

      Знакомый с лирными струнами,

      Напрячь он лука не умел.

      К богам и к людям он взывает…

      Лишь эхо стоны повторяет —

      В ужасном лесе жизни нет.

      «И так погибну в цвете лет,

      Истлею здесь без погребенья

      И не оплакан от друзей;

      И сим врагам не будет мщенья,

      Ни от богов, ни от людей».

      И он боролся уж с кончиной…

      Вдруг… шум от стаи журавлиной;

      Он слышит (взор уже угас)

      Их жалобно-стенящий глас.

      «Вы, журавли под небесами,

      Я вас в свидетели зову!

      Да грянет, привлеченный вами,

      Зевесов гром на их главу».

      И труп узрели обнаженный:

      Рукой убийцы искаженны

      Черты прекрасного лица.

      Коринфский друг узнал певца.

      «И ты ль недвижим предо мною?

      И на главу твою, певец,

      Я мнил торжественной рукою

      Сосновый положить венец».

      И внемлют гости Посидона,

      Что пал наперсник Аполлона…

      Вся Греция поражена;

      Для всех сердец печаль одна.

      И с диким ревом исступленья

      Пританов окружил народ,

      И вопит: «Старцы, мщенья, мщенья!

      Злодеям казнь, их сгибни род!»

      Но где их след? Кому приметно

      Лицо врага в толпе несметной

      Притекших в Посидонов храм?

      Они ругаются богам.

      И кто ж — разбойник ли презренный

      Иль тайный враг удар нанес?

      Лишь Гелиос то зрел священный,[3]

      Все озаряющий с небес.

      С подъятой, может быть, главою,

      Между шумящею толпою,

      Злодей сокрыт в сей самый час

      И хладно внемлет скорби глас;

      Иль в капище, склонив колени,

      Жжет ладан гнусною рукой;

      Или теснится на ступени

      Амфитеатра за толпой,

      Где, устремив на сцену взоры

      (Чуть могут их сдержать подпоры),

      Пришед из ближних, дальних стран,

      Шумя,

3

Гелиос — имя солнца у греков. (Примеч. В. А. Жуковского.)