Молчание доктора Мурке (сборник). Генрих Бёлль

помягче, поровней, сейчас я вам прокручу все сначала.

      И хотя Бур-Малотке решительно замотал головой, Мурке дал технику знак переключить магнитофон на студию.

      Они видели, как Бур-Малотке вздрогнул, опять покрылся потом, зажал уши и не открывал их, пока лента не кончилась. Потом он что-то сказал, но Мурке с техником выключили его и ничего не услышали. Мурке хладнокровно выжидал и, увидев по губам Малотке, что тот опять приступил к «высшему существу», запустил пленку, и Малотке принялся за дательный: «Тому высшему существу, которое мы чтим…»

      Покончив с дательным, разъяренный Бур-Малотке скомкал записку Мурке и, вытирая пот, пошел к дверям, но вкрадчивый и приветливый голос Мурке остановил его. Мурке сказал:

      – Господин профессор, вы забыли про звательный падеж.

      Бур-Малотке с ненавистью поглядел на него, вернулся и сказал в микрофон:

      – О ты, высшее существо, которое мы чтим!

      Затем он снова направился к двери, но голос Мурке снова остановил его.

      – Простите, господин профессор, – заметил Мурке, – но эта фраза, произнесенная таким образом, никуда не годится.

      – Ради Бога, – шепнул техник, – не хватите через край!

      Бур-Малотке спиной к стеклянной кабине застыл у дверей, словно голос Мурке пригвоздил его к месту. С ним случилось то, чего не случалось никогда: он растерялся. Этот молодой, приветливый, безукоризненно корректный голос терзал его, как не терзало ничто и никогда.

      Мурке продолжал:

      – Я, конечно, могу вклеить и в таком виде, но позвольте вам заметить, господин профессор, это произведет нехорошее впечатление.

      Бур-Малотке повернулся, подошел к микрофону и сказал негромко и торжественно:

      – О ты, высшее существо, которое мы чтим!

* * *

      Не глядя на Мурке, он вышел из студии. Было ровно четверть одиннадцатого, и в дверях он столкнулся с молодой хорошенькой женщиной, которая держала в руках ноты. Волосы у нее были рыжие, вид – самый цветущий. Она энергично подошла к микрофону, повернула его и отодвинула стол, чтобы удобней было стоять перед микрофоном. В камере Мурке полминуты разговаривал с Хуглиме – редактором отдела развлечений. Указывая на коробку из-под сигарет, Хуглиме спросил:

      – Она вам еще нужна? И Мурке ответил:

      – Да, она мне еще нужна.

      А в студии уже пела рыжеволосая молодая женщина:

      Целуй мои губы такие, как есть,

      Они ведь и так хороши.

      Хуглиме подключился к студии и спокойно сказал:

      – Закрой варежку секунд на двадцать, я еще не совсем готов.

      Женщина засмеялась, надула губы и ответила:

      – Ах ты, извращенец!

      – Я вернусь в одиннадцать, мы разрежем ленту и подклеим все, как надо, – сказал Мурке технику.

      – А прослушивать будем? – спросил техник.

      – Нет, – ответил Мурке, – я и за миллион марок не стану это еще раз слушать.

      Техник кивнул, поставил ленту для рыжеволосой певицы, а Мурке ушел.

      Он