Самозванец (сборник). Теодор Мундт

и всю голову.

      – Да неужели я ударил тебя, Биндер? Что за наваждение такое!

      – Да, да, наваждение! Все это от неумеренного питья пива!

      В этот момент перед дверью послышались шаги, потом скрип отпираемого замка.

      – Слава богу, наконец-то нас собираются выпустить на свободу, – сказал Гаусвальд.

      Все оживленно прислушались.

      Дверь открылась, и в полосе света показался какой-то изящно одетый молодой человек средних лет с бледным лицом и большими черными пламенными глазами. Его сопровождал профос[9], сказавший:

      – Вот сюда. На нарах найдется еще местечко для одного человека.

      – А что здесь за люди?

      – Студенты, арестованные за учиненное ими бесчинство.

      – Здесь ужасно душно. Нельзя ли открыть хоть окно? – сказал незнакомец, сунув профосу какую-то монетку.

      – Что же, почему не сделать этого для хорошего человека, – отозвался профос и, отодвинув засов, снял ставень и толкнул сквозь решетку окно. В камеру ворвались струя чистого, свежего воздуха и таинственный свет луны. До этого там было темно, словно в аду, теперь же камера осветилась серебристым лунным сиянием.

      Снова заскрипел замок. Незнакомец остался среди студентов, но не подошел к нарам и не прилег там, а принялся расхаживать взад и вперед по камере. Время от времени с его уст срывался мучительный вздох и руки с жестом отчаяния хватались за голову. Наконец он подошел к окну и замер там в задумчивой позе.

      – Эхма, – вздохнул Лахнер. – Вот тебе и освобождение. Нет, Биндер, плохо ты изучал богословие. Не хочет Всевышний прийти к тебе на помощь.

      – Молчи, Лахнер, и не оскорбляй моей верующей души своим богохульством, – слезливо ответил Биндер. – Смотри, Бог покарает тебя за безбожие.

      – А тебя за набожность съедят крысы, – смеясь, ответил Лахнер.

      Студенты расхохотались, от их уныния не осталось и следа. Только Биндер продолжал ныть и жаловаться, что служило неистощимым источником веселых шуток над ним, в которых особенно изощрялся Лахнер.

      Мало-помалу незнакомец стал прислушиваться к их разговору, и его грустное лицо не раз освещалось чем-то вроде улыбки при этом веселье беззаботной юности. Заметив, что студенты особенно часто окликают Лахнера, игравшего роль первой скрипки в этом концерте шуток, он подошел к нарам и спросил:

      – Скажите, пожалуйста, господа, где тот господин, которого зовут Лахнером?

      – Здесь лежит его бренное тело! – с шутливой торжественностью ответил тот.

      – Не могу ли я просить вас быть столь любезным уделить мне минутку для важного разговора?

      – Пожалуйста, – с готовностью ответил студент и отошел с незнакомцем к окну.

      – Скажите, – спросил незнакомец, – нет ли у вас в Страсбурге родственника, которого тоже зовут Лахнером?

      – Право, не знаю, – весело ответил студент, – ведь нас, Лахнеров, как собак нерезаных. У меня и в Вене целая куча однофамильцев.

      – Вы студент?

      – Юрист второго

9

Профосы в австрийской армии исполняли полицейские функции. На них возлагалось наблюдение за арестантами, исполнение телесных наказаний, охрана порядка в местах расположения войск и другие обязанности.