Самозванец (сборник). Теодор Мундт

[20] вообще и в частности – против воззрений Кенеля[21]. Теперь я работаю над созданием или, вернее, заканчиваю свою «Югурту», трагическую оперу, выдающиеся качества которой вызывают столько шума и толков. Но это происходит совершенно без моего участия, честное слово. Другие сами стараются через друзей вызвать побольше шума, но мне это не нужно. Зачем? Истинный талант все равно скажется… Между прочим, я состою одним из атташе прусского посольства, но, по-моему, это несравненно менее почетно, чем то место, которое я занимаю в литературе. Вам, конечно, известно, что я написал знаменитую «Критику новейшей литературы». Вероятно, вы знаете также, что я писал ее по поручению своего правительства. Я был очень строг, но вполне справедлив, и девственница Германия должна быть благодарна мне за то, что я на многое открыл глаза. Например, Готфрида Бюргера[22] я представил в его истинном свете – как бездарного пачкуна, пишущего только для черни и совершенно лишенного чувства изящного, ну, а Иоганна Миллера[23] я совершенно замолчал, чем развенчал из обоих.

      Лахнер потерял наконец терпение:

      – К делу, сударь, к делу, – сказал он.

      – Простите, – шаркнул ногой Ваничек. – Я до такой степени увлечен литературой, что забываю ради нее обо всем. Вы знаете, недавно я прочел первые два акта моей «Югурты» в избранном обществе, а сегодня рано утром мне приносят золотую табакерку «от неизвестной почитательницы». Я был так рад, что…

      – Еще раз повторяю вам: к делу!

      – Вы совершенно правы, барон. Мое оживление и радость могут показаться вам неприличными, тем более что я до известной степени являюсь к вам в качестве… ну, как бы это сказать?.. ангела смерти, что ли.

      – Я вас не понимаю.

      – Барон Ридезель, мой друг, передает вам через меня свой вызов на дуэль, а он имеет дурную привычку поражать своего противника насмерть… Да, дружба требует от меня тяжелых жертв. Я – человек тихий и мирный; я с наслаждением прислушиваюсь к сладостному журчанию Кастальского источника[24], а судьба и дружба требуют, чтобы я внимал яростному звону оружия, стремящегося проникнуть в недра враждебного сердца… В последние четырнадцать месяцев я имел печальную честь многократно быть секундантом моего друга, и – боже мой! – сколько крови пролито кровожадным Ридезелем. Собственно говоря, я считаю дуэль неподходящим способом разрешения спорных вопросов, так как тут дело лишь в ловкости и счастье, а никак не в абсолютной правоте. Но что вы поделаете, если Ридезель не хочет драться на дуэли без меня? Он считает меня своим добрым гением, так как не было ни одной происшедшей в моем присутствии дуэли, которая бы не окончилась благоприятно для него. Но, с другой стороны…

      – Где должна состояться дуэль?

      – Да уж здесь для этого облюбован Бригитенау.

      – Час?

      – Предоставляется вам. Но мой друг желает, чтобы это совершилось как можно скорее.

      – Я готов.

      – Великолепно! Так с этим можно, значит, покончить до обеда. В час дня у охотничьего домика в Бригитенау?

      – Я

21

Отец Кенель (1634–1719) был одним из выдающихся янсенистских богословов.

22

Готфрид Бюргер (1747–1794) – немецкий поэт-националист, первый стал черпать вдохновение из народных песен и легенд. Большинство его современников с презрением отворачивались от его музы, считая ее грубой, непоэтической и непристойной. Ведь в те времена от поэта требовались прежде всего приторность, искусственность, аристократичность темы и ее трактовки. Тем не менее, явившись основателем целой школы, вдохнувшей в немецкую поэзию новую струю, Бюргер пережил века.

23

Популярный романист того времени.

24

В греческой мифологии Кастальский источник считался символом поэтического вдохновения. Он располагался на южном склоне Парнаса. Назван по имени нимфы Касталии, которая, спасаясь от преследования Аполлона, по преданию, бросилась в этот источник.