Зайнаб (сборник). Гаджимурад Гасанов

боже, – горестно подумал я, – какую же тайну хранит в глубине души эта несчастная женщина?»

      Не надо быть всевидящим, чтобы заметить, какая тайная боль угнетает эту женщину; сколько в ней сокрыто разочарования, отрешенности от всего, в глазах затаено столько изнеможения, неподдельной ненависть к себе, такое нежелание жить, что меня от удивления пошатнуло на ногах. Когда она еще раз уставилась на меня своими огромными, иссиня-черными глазами, полными слез, и какой-то магнетической силы, у меня мурашки прошлись по коже спины. Я чувствовал, как волнение ее сердца передается моему сердцу. Я запаниковал, на мгновение даже потерял контроль над собой. В такую ситуацию я до сих пор не попадал и не знал, как себя вести. Я закашлялся, отвернулся и неуверенным шагом направился в купе.

      Когда я панически отступал в купе, мои спутники вели какой-то оживленный разговор, видимо, о нашей спутнице. Они вдруг запнулись, куда-то смущенно попрятали глаза. Девушка ударилась в панику, но, когда увидела, что за мной не последовала наша таинственная спутница, испуганно вращая белками глаз, быстро-быстро заговорила:

      – Молодой человек, Вам не кажется, что Вы ведете себя неосторожно, что рискуете жизнью? Эта женщина сущий дьявол! Она несет в себе какую-то сверхъестественную угрозу, скорее, какую-то невиданную неземную силу… Я думаю, нам всем надо быть начеку, главное, держаться вместе… Да, да, не смейтесь, уверяю Вас, не будьте так легкомысленны! Кто она, откуда, куда и с чем следует, какая тварь ее родила, одному богу ведомо! Верьте на слово, она не одна, у нее есть двойник… Под шалью она прячет еще одно лицо, лицо то ли ходячей смерти, то ли оборотня. Я боюсь, как бы она не захотела испробовать крови, человеческой крови! Ой, мамочки, что будет с нами? – она нервно затряслась, в глазах появился ужас. – Мое сердце чует беду!

      – Послушайте, гражданка, – я сделал ей внушение, – не совестно ли Вам так плохо говорить и думать о нашей спутнице?! – Ну и что, что она прячет лицо под шалью? Может, она стесняется его показать, может, ее угнетает какая-то тревога, может, у нее дома траур? А если она с войны вернулась искалеченной, раздавленной судьбой? Разве сегодня среди нас мало ходит людей, искалеченных войной, жизненными неурядицами?

      Но по тому, как пугливо озирается девушка, как тревожно ожидает появления таинственной незнакомки, можно было понять, что она знает то, о чем я не догадываюсь. «А если на самом деле она не врет?»

      Не зная, что ответить девушке, я промолчал, нехотя забрался к себе на полку, заправил матрас, пододеяльник, наволочку и прилег. Взял в руки книгу, но строки расплывались перед глазами. Я чувствовал, что из своего уголка меня пытливо изучает взгляд широко открытых огромных глаз таинственной незнакомки. Передо мной вместо книжных страниц стало ее матово-бледное лицо, ноздри осязали волнующие тонкие запахи ее тела, уши улавливали затаенный шепот ее красиво очерченных припухлых губ. Ни одна прочитанная строка из книги, к которым я возвращался ни один раз, мне не запомнилась.