КВАЗИ. Сергей Лукьяненко

схватила тяжёлое кожаное кресло, вздёрнула в воздух и обрушила на голову смешного старого полицейского.

      Будь он живым – она бы его убила. Даже если бы он успел прикрыться руками.

      Но они оба были кваzи, и Михаил отбил удар.

      Виктория бросилась прочь из холла. Я кинулся за ней, выдёргивая пистолет из кобуры.

      – Не стрелять! – крикнул Михаил, проносясь мимо меня. Фалды старого пиджака развевались за его спиной. – Не смей, дурак!

      Я опустил пистолет и, сжимая перед собой двумя руками, побежал следом за ними.

      Михаил догнал Викторию у лестничного пролёта. Прыгнул, повис на спине, сбил – они закувыркались вниз по лестнице. Грохот от удара черепов о ступеньки был такой, что меня передёрнуло. Даже в падении кваzи пытались разбить друг другу головы – единственный по-настоящему уязвимый орган.

      А потом Михаил сломал ей шею.

      Услышав мерзкий влажный хруст, я всё понял и замедлил бег. Не хватало мне повторить такое падение… я после него не встану, я после него восстану…

      Доставая на ходу наручники – специальные, усиленные, для кваzи, я спустился к Михаилу. Тот сидел, придерживая подёргивающееся тело Виктории. Свою пару наручников он уже надел ей на ноги. Молча поймал мою, сковал кваzи руки.

      Потом мы минуту сидели и ждали. Я тяжело дышал и сожалел о том, что не курю. Михаил просто смотрел на кваzи. Он и впрямь был хорошим полицейским – он смотрел на неё с сочувствием.

      Потом шея Виктории хрустнула и вправилась. Она открыла глаза. Посмотрела на нас. Подняла руки и изучила наручники. После чего сказала:

      – В этом больше нет нужды.

      – Ничего, поносите немного, – сказал я. – Зачем? Зачем вы это сделали?

      Женщина-кваzи смотрела теперь только на меня. Потом улыбнулась и спросила:

      – Вы когда-нибудь любили?

      – Доводилось, – сказал я.

      – Я не могла больше смотреть, как мой любимый человек старится, – сказала она. – Теряет форму, привлекательность, ясность ума… Когда-нибудь он стал бы кваzи… но вот таким… старым и нелепым… – Она презрительно посмотрела на Михаила. – В то время как настоящая, полноценная, высшая жизнь – рядом. Надо лишь умереть, пройти неприятный этап… и воскреснуть. Вечно молодым.

      – Вечно мёртвым, – шёпотом сказал я.

      – Вечно молодым, – повторила Виктория и замолчала.

      – «Любимых убивают все, – сказал Михаил и рывком поднял Викторию со ступенек. – Но не кричат о том. Трус поцелуем похитрей. Смельчак – простым ножом».

      – Стихи пишете? – поинтересовалась Виктория.

      – Это Оскар Уайльд, дура дохлая, – сказал я. Покосился на Михаила. – И дело не в том, что дохлая, а в том, что дура.

      Михаил потёр правый бок, очень натурально вздохнул.

      – Рёбра болят. Три ребра, а они почему-то дольше всего срастаются. Денис, вызовите опергруппу, пожалуйста.

      Ночная Москва красива. Когда-то я думал, что навсегда разлюбил ночь.

      Ничего,